Вконтакте Facebook Twitter Лента RSS

Национальное государство как форма общественной организации. О соотношении понятий «государство» и «нация

Кемеровский государственный университет

студент 5 курса

Научный руководитель: Барсуков Александр Михайлович, кандидат политических наук, старший преподаватель, кафедра политических наук факультета политических наук и социологии Кемеровского государственного университета

Аннотация:

Данная статья посвящена проблемам соотношения понятий «государства» и «нации».

This article focuses on the problems of relationship between the concepts of "state" and "nation."

Ключевые слова:

Государство, нация, национальное государство, национальная идентичность

State, nation, nation-state, national identity

УДК 321. 01

Соотношение понятий «государство» и «нация» волновало многих исследователей на протяжении долгих лет. Как правило, государство и нация воспринимаются как взаимозависимые явления, которые при этом имеют ряд отличий. Одни теории рассматривают государство и нацию как необходимые друг другу элементы, другие - как полные синонимы.

Обсуждение данного вопроса логично начинать с определений. Итак, на вопрос, что есть государство, лаконично и емко дает ответ немецкий социолог М. Вебер: «Государство - это единственная организация, которая обладает правом на легитимное насилие и нуждается в поддержке со стороны управляемых масс. Данная организация отличается своей высокой централизацией, что позволяет ей успешно поддерживать установленный порядок. Эта организация или совокупность организаций и естьгосударство. По той причине, что государство предполагает наличие как правящего класса (элиты), так и подчиненной массы (населения), возникает проблема отношения этих сообществ к той или иной нации.

Нация представляет собой устойчивую социально - этническую общность людей, сложившуюся исторически и обладающую некоторыми общими признаками (язык, обычаи, особенности культуры). При этом общность территории и экономики также характерна для данного образования.

Таким образом, государство и нация пересекаются там, где нас начинает волновать вопрос национальной принадлежности двух групп (элиты и массы). Принадлежность к одной и той же нации элиты и основного населения означает соблюдение главного принципа национализма. Однако следует понимать, что в истоках рождения нации стоит не какой - либо отдельный этнос, а, скорее всего, в рамках определенного государственной образования происходит формирование нации.

Здесь мы сталкиваемся с особой категорией «нации - государства». Стоит отметить, что данная категория всемирно признана в Организации Объединенных Наций и официально считается определением всех государств, обладающих суверенитетом. Но можно ли ставить знак равенства между нацией - государством в понимании ООН и национальным государством? Некоторые из исследователей предпочитают разграничивать два понятия «нации - государства» и «национального государства». Так, А. М. Салмин предлагал обращать внимание на идеологию государства - нации, которая должна в полной мере соответствовать национальному государству. Однако в реальности, по его словам, эти понятия не могут быть синонимичны. К примеру, отмечает он, во Франции все население считает себя французами, в то время как в России происходят постоянные споры о том, кто - «русский» и кто - «россиянин»? Поэтому титул национального государства принадлежит Франции. Также А. М. Салмин призывал к отождествлению понятий нации - государства и национального государства, так как в идеале никаких различий в них быть не может.

Рассмотрим признаки нации более подробно.

Во - первых, общий язык. Как правило, национальные языки рождались на основе языка той народности, которая имела большее значение для развития и жизни нации. Во - вторых, общая территория. В. Ленин отмечал, что при наличии территориальной неоднородности и централизованного управления территорией население не смогло бы стать единой национальной общностью. Также важным признаком считается общность психического уклада представителей нации, которая является прямым следствием общности их культуры. Наконец, общая экономическая жизнь является также немаловажным фактором для жизнеспособности нации.

Признаки нации едины и неотделимы друг от друга. Только вместе взятые, выражают они сущность нации, отличают ее от предшествующих форм общности людей. Поэтому игнорирование одного из признаков нации означает извращение понятия нации.

Несмотря на то, что данные признаки по сути универсальны для разных периодов развития политической мысли, все же можно проследить эволюцию в понимании нации как категории политической науки. Исследователи выделяют четыре теоретические модели наций .

Первая модель отражает сущность антропологического подхода и означает понимание нации как племени. Вторая модель основывается на идеях периода Французской революции и в ней нация приравнивается к гражданской общности в виде государства. Третья модель предполагает использование этнокультурного подхода: нация как культурно - историческая общность. Он характерен для немецкой классической философии. Затем, четвертая модель представляет собой совокупность всех вышеназванных. Нация в ней воспринимается как сложное многосоставное явление, включающее политические, этнические, культурные, антропологические и другие аспекты. На наш взгляд, данная модель является наиболее удачной и рациональной. Часто ее называют также этносоциальной. Но необходимо понимать, что нация не состоится, если люди не будут признавать принадлежность друг друга к ней. Речи идет о так называемой национальной идентичности.

В теории государства М. Вебера национальная идентичность описывается как опора для любого современного государства. То, чего может достичь государство только одними средствами силы без добровольной поддержки населения, весьма ограниченно, особенно во время войны .

Стоит отметить, что М. Вебер тесно связывает понятия нации и государства, но не приравнивает их друг к другу. Их зависимость выражается в том, что государство существует только при поддержке власти со стороны национального сообщества, в то время как государство всеми силами старается сохранить национальную идентичность. По его мнению, культура и власть представляют собой объекты разных сфер - соответственно национальной и государственной.

По мнению Э. Позднякова, веберовская концепция не может не оставлять чувства некоторой неудовлетворенности своей двусмысленностью. Он считает, что Вебер пытается балансировать на очень узком пространстве между понятиями «нация» и «государство». Клонясь то туда, то сюда, не зная, какому из понятий отдать приоритет и даже намеренно избегает определенности.

Таким образом, проблема соотношения категорий «нация» и «государство» представляет глубокий научный интерес. Если мы возьмем за норму определение «нации - государства» ООН как любого суверенного государства, то неизбежно столкнемся с проблемой выделения общих признаков такого государства. Так, Россйиская Федерация - многонациональная страна. Но и она попадает в этом случае под определение «нации - государства». В силу того, что сегодня существуют серьезные противоречия в определении «русских» и «россиян», многие ученые не готовы согласиться с пониманием «нации - государства» и «национального государства» как равнозначных.

Этносоциальная модель нации, адекватная по отношению к современным условиям, дает нам возможность оценить всю сложность и многогранность нации как категории политической науки. Под такое определение попадают множество наций, большинство из которых, разумеется, не имеют собственных государств. Четкое соответствие «одна нация - одно государство» было бы физически невозможно. Поэтому можно сделать вывод о том, что в реальности нации и государство вынуждены существовать совместно в рамках одного образования, однако заменить одно понятие другим было бы неправильно. Государство, объединяющее несколько наций, скорее всего, не будет считаться национальным до тех пор, пока его граждане не начнут ассоциировать себя с таким общим определением, которое вбирало бы в себя совокупность представленных в стране народностей. «Французы» во Франции - это единая совокупность граждан, идентифицирующая себя по признаку, прежде всего, страны проживания. Государство, таким образом, будет представлять некую общую оболочку, «жесткую» структуру, вокруг которой этнически неоднородные граждане смогут построить свою национальную, но, в то же время, государственную идентичность.

Библиографический список:


1. Вебер, М. Избранные произведения: пер. с нем. - М.: Прогресс, 1990. – 808 с. 2. Бутенко А. П., Миронов А. В. Сравнительная политология в терминах и понятиях – [Электронный ресурс]. – URL: http://www.politike.ru/dictionary/276/word/nacija. 3. Поздняков Э. А. Нация. Национализм. Национальные интересы. – М.: А. О. Издат. Группа «Прогресс» - «Культура», 1994. - 125 с. 4. Салмин А. М. Шесть портретов – [Электронный ресурс]. – URL: http://historyclub.by/index.php?Itemid=65&id=137&option=com_content&task=view.

Рецензии:

13.02.2014, 18:53 Поляков Евгений Михайлович
Рецензия : Очень интересная статья на актуальную тему, грамотно написанная. Рекомендую к печати в ближайшем номере. Позволю себе дать рекомендацию автору: рассмотрите также соотношение понятий "нация" и "гражданство". Например, на современной Украине. Украинец - это кто? Украинец по этнической и/или по гражданской принадлежности? Есть ли русские (греческие, болгарские и т.д.) украинцы? Это ведь не просто вопрос о терминах (как "русский" и "россиянин"), но и о содержании!


16.02.2014, 22:39 Шаргородская Наталья Леонидовна
Рецензия : Статья может быть рекомендована к печати. Однако, необходимо внести изменения в список литературы, а именно, разместить авторов работ в алфавитном порядке.

Человек во все времена был существом стадным. Вопреки распространенному мнению о том, что каждый из нас может существовать совершенно обособленно от себе подобных. Конечно, наличие сознания у человека влияет на его способ жизни и умение добывать какие-либо блага. Однако социальная составляющая заставляет каждого из нас реализовать свою деятельность исключительно в среде подобных существ. Иными словами, «стадность» заложена у людей на подсознательном уровне. Данный фактор влияет не только на повседневную жизнь, но и на многие глобальные процессы. Например, желание и тяга объединения в группы в древние времена обусловила создание государств. Потому что эти структуры представляют собой огромные по своим размерам социальные формации.

Следует отметить, государства не являются в подавляющем количестве однородными. Все они наделены теми или иными особенностями. Наиболее интересными и необычными на сегодняшний день являются страны национального характера. Как показывает практика, национальных государств в чистом виде в XXI веке практически не осталось, однако в небольшом количестве они существуют. Поэтому в статье мы попытаемся разобраться, что собой представляют эти структуры и какими характерными особенностями они обладают.

Страна - понятие

Прежде чем рассмотреть факт того, что собой представляют национальные государства, необходимо разобраться с классическим видом данного термина. Следует заметить, что долгое время ученые не могли прийти к единому мнению о создании понятия представленной категории. Однако по истечении определённого количества времени удалось создать наиболее классическую теоретико-правовую модель государства. Согласно ей, любая держава - это организация независимая и самостоятельная, которая наделена суверенитетом, а также имеет разработанные механизмы принуждения и управления. Помимо того, государство устанавливает на определенной территории режим порядка. Таким образом, то, что мы привыкли называть своей страной, является сложным социально-политическим механизмом, который не только регламентирует, но еще и координирует деятельность своего общества.

Основные признаки государственной структуры

Любое правовое явление имеет характерные признаки. По ним можно определить его сущность, а также понять принципы действия. Государство в данном случае не является исключением из правил. Оно также имеет целую систему характерных признаков. К их числу можно отнести следующие:

Наличие основного руководящего документа, например, конституции.

Управленческий и координационный характер власти.

Наличие собственности, населения и своей обособленной территории.

Наличие организационных и правоохранительных структур.

Существование собственного языка.

Наличие государственной символики.

Вдобавок к этим характерным признакам, можно также отнести некоторые экономические, социальные и политические факторы.

Национальное государство

Как уже указывалось автором ранее в статье, державы по своей структуре и характеристикам не являются идентичными. То есть существуют структуры, которые существенно выделяются среди себе подобных. Таковыми на сегодняшний день являются национальные государства. Подобные структуры представляют собой конституционно-правовой вид классической державы. Термин «национальные» применяется для того, чтобы подчеркнуть факт выражения своей воли на конкретной территории определенной нацией. Иными словами, в подобных государствах на первый план ставится этнический вопрос. То есть выражается воля не всех граждан, а именно отдельной, совершенно однородной нации, которая объединяется посредством общего языка, культуры и происхождения.

Признаки национальных стран

Любое современное национальное государство, как и иные формы подобных социальных объединений, имеет свои характерные признаки. В данном случае следует отметить, что помимо общих особенностей державы, национальные страны обладают рядом собственных. К ним можно отнести следующие, а именно:

Средством всех официальных коммуникаций в любой их форме является ;

Существует отдельная система национальных символов, которые принимаются и закрепляются в официальных документах;

Национальные государства - это страны, в которых царит монополия на процесс налогообложения;

В законодательстве таких стран нет каких-либо исключений для отдельных социальных групп или же меньшинств;

Существует устойчивая национальная валюта;

Вольный доступ к трудовому рынку, а также наличие гарантий для всех без исключения граждан;

Неделимая и единая абсолютно для всех система ;

Жесткая пропаганда патриотических идеалов;

Во внешней политике превалирует национальный интерес;

Таким образом, национальные государства - это достаточно специфические и сложные структуры, которые имеют ряд характерных признаков. При этом на сегодняшний день очень мало подобных держав в чистом виде. Число национальных государств составляет менее 10% от всей совокупности существующих стран.

Исторические предпосылки к появлению национальных держав

Образование национальных государств не происходило хаотично. Появление таких структур имело достаточно упорядоченный по своей сути характер. То есть непосредственное образование национальных государств произошло не сразу. Если посмотреть на историю, то этому явлению предшествовала череда определенных событий. Например, государства в классическом виде стали появляться лишь после Вестфальского мира, заключенного в 1648 году. Он ознаменовал конец Реформации и Тридцатилетней войны. Помимо того, данное соглашение привнесло в мир принципы верховенства права, независимости и суверенитета государств. Таким образом, в международных отношениях стали принимать участия уже новые, в большей части политико-правовые, а не феодальные структуры. Также большое влияние на образование национальных государств оказал развал папского владычества в Европе. Священная Римская империя фактически разваливается, а на политическую арену начинает выходить новое сословие - буржуазия. В XIX веке происходит развитие националистических идей, которые, по сути, обусловили формирование национальных государств.

Национализм и дальнейший процесс образования этнических держав

По своей сути, национализм - это идеология, а также специфическое направление в политике. Её приверженцы считают нацию самым высшим уровнем социального единства в той или иной стране. Помимо того, именно нация является ключевым фактором в процессе создания державы. Но это понятие является сугубо теоретическим. Политическая составляющая вопроса показывает стремление отстоять интересы определенного этноса. Националистическая идея начала активно развиваться в XX веке. В некоторых случаях политики злоупотребляли взглядами подобного характера для захвата власти. Отличным примером тому является Фашистская Италия и Нацистская Германия. Однако национализм в подобной форме достаточно негативно воспринимается что было доказано итогами Второй мировой войны. Но это не значит, что на сегодняшний день, национальные государства не существуют вовсе.

Такие державы есть и довольно эффективно функционируют. Как показывает практика, в подобных странах регулирование общественных отношений происходит более централизованно и практичнее. Ведь когда население однородно, то его удобнее контролировать. Система национальных государств сформирована практически по всему миру. В большей части случаев они функционируют на основе религиозных норм и т. п.

Современные национальные страны

Роль национальных государств в современном мире не столь велика, как это было, например, в середине XX столетия. В большей части случаев многие особенно на территории Европы, объединяют в своем составе множество людей, принадлежащих к тем или иным Таким образом, классические формы однородных государств встречаются крайне редко. Однако они все же существуют. Национальными государствами в большей части являются мусульманские и африканские страны. Это обусловлено целым рядом определенных факторов. Во-первых, в таких государствах основным регулятором общества является традиционно-религиозное учение.

Причем на территории Африки существуют места, где все еще царят первобытные нормы, которые, в свою очередь, регулируют важные политические и национальные вопросы отдельных государств данного континента. Конечно, с точки зрения сохранения культуры, традиционные и религиозные страны являются отличным инструментом для организации этого процесса. Но, как правило, политическая жизнь в них является крайне скудной. Подобные социальные формирования находятся на стадии глубокого консерватизма, а также достаточно скованны в большем количестве политических вопросов. Это основная проблема национального государства представленной направленности. Однако националистический вопрос в традиционных и религиозных державах имеет первостепенно значение, что обусловлено обособленностью и отдаленностью от западного и европейского мира. Это позволяет сохранить экономическую стабильность, относительно неизменный уровень социальной жизни, а также обеспечивает недопустимость попадания в деятельность страны иностранного «элемента».

Если посмотреть на Европейские государства, то в силу своей многонациональности, они очень часто попадают в кризисные ситуации. Поэтому концепция повсеместного принятия мигрантов не всегда позитивно сказывается на политической стабильности этих стран.

Общество и национальное государство

Большое количество ученых, изучающих проблематику этнических держав, очень часто задумываются над ролью общества в них. Следует отметить, что последняя категория, является ключевой в процессе становления и развития представленных в статье стран. Ведь именно на основе однородности общества государство можно причислить к разряду национальных. Таким образом, население - это ключевая характеристика этнических стран. При этом однородность общества должна определяться не только языком или же юридическим критерием, о чем пойдет речь далее, но также общей культурой, а, что самое главное, местом происхождения. В данном случае необходимо различать и гражданства. Вторая категория показывает структурированную правовую связь человека и страны. В свою очередь, нацию характеризует, как уже указывалось ранее, общая культура, принадлежность к одному этносу, язык и социальное осознание.

Критерии определения национальной державы

Учитывая все представленные в статье особенности, можно сделать вывод, что все национальные государства можно оценить с точки зрения определенных критериев. Именно они будут свидетельствовать о том, является ли страна этнической структурой. По мнению многих ученых, существует два основных критерия, а именно:

  1. Юридический.
  2. Численный.

В первом случае национальный закрепляется на уровне конституции. То есть в основном законе существуют специальные нормы, которыми обусловлена ключевая роль однородного населения в державе. Что касается численного критерия, то он заключается в реальной части этнически однородного населения в числе всей массы людей, проживающих на территории государства.

Национальный вопрос России

На сегодняшний день можно встретить много высказываний о том, что Россия - национальное государство. Вопреки распространенному мнению, это не так. Во-первых, РФ является федерацией. Это значит, что на данной территории проживает большое количество народностей и этносов. Во-вторых, в составе Российской Федерации существуют территориальные области, национальные идеи которых отличны от государственных.

Для политической составляющей это крайне негативный фактор. Потому что российские национальные государства в большей части случаев имеют свое видение политического режима РФ. Поэтому этническая раздробленность достаточно часто играет крайне негативную роль. Однако с учетом федеративного устройства от этого никуда не деться.

Итак, в статье мы рассмотрели понятие, ключевые особенности и то, как проходило создание национального государства в мире. В заключение следует отметить тот факт, что подобные державы - это достаточно серьёзный уровень гражданского самосознания. В большей части случаев он позитивно влияет на политическое состояние государства. Поэтому этническую однородность населения необходимо контролировать и поддерживать.

Вскоре после «оранжевой революции» 2004 года американский политолог Альфред Степан опубликовал статью, в которой проанализировал возможности национальной политики в Украине (Stepan A. Ukraine: Improbable demoсratic “nation-state” but possible democratic “state-nation”? // Post-Soviet affairs. – Columbia, 2005. – № 4. pp. 279–308). Автор прежде специально не занимался Украиной, но является признанным специалистом по анализу авторитарных режимов и моделей их демократизации.

Рассматривая политическую ситуацию в Украине, Альфред Степан прибегает к противопоставлению двух моделей. Одна из них нам хорошо знакома – «нация-государство» (nation-state). Альтернативную модель «государство-нация» (state-nation) Степан разрабатывал в последние годы на материале Бельгии, Индии и Испании со своим многолетним соавтором Хуаном Линцем и новым сотрудником – политологом из Индии Йогундрой Ядавом.

Целью политики в нации-государстве является утверждение единой, мощной идентичности сообщества как членов нации и граждан государства. Для этого государство проводит гомогенизирующую ассимиляторскую политику в области образования, культуры и языка. В сфере электоральной политики автономистские партии не рассматриваются как партнеры по коалиции, а сепаратистские партии либо объявляются вне закона, либо маргинализируются. Примеры подобной модели – Португалия, Франция, Швеция, Япония. Такая политика облегчается, если в государстве в качестве культурной общности с политическим представительством мобилизована лишь одна группа, которая видит себя единственной нацией в государстве.

При наличии двух или более таких мобилизованных групп, как это было в Испании после смерти Франко, в Канаде при создании федерации в 1867-м, в Бельгии к середине ХХ века либо в Индии при получении независимости, демократические лидеры должны выбирать между исключением националистических культур и их обустройством в государстве. Все перечисленные страны в итоге выбрали модель, которую точнее описать надо не как «нацию-государство», а как «государство-нацию». Они решили признать более чем одну культурную, даже национальную, идентичность и оказать им институциональную поддержку. В рамках одного государства формировались множественные, взаимодополняющие идентичности. Для этого создавались асимметричные федерации, внедрялись практики консоциативной демократии, допускался более чем один государственный язык.

Автономистским партиям было позволено создать правительство в некоторых регионах, а порой и войти в коалицию, формирующую правительство в центре. Задача такой модели – создать у разных «наций» государства лояльность по отношению к нему на институциональной и политической основе, хотя полития не совпадает с различающимися культурными демосами.

Страны, недавно обретшие независимость, могут выбрать настойчивую и энергичную, но мирную и демократическую стратегию построения «нации-государства», если полис и культурный демос почти совпадают, политическая элита объединена в принятии подобной политики, а международная ситуация хотя бы не враждебна осуществлению такой стратегии. Ситуация Украины в момент получения ею независимости не соответствовала ни одному из этих условий.

Альфред Степан подчеркивает принципиальное геополитическое отличие Украины от тех стран, которые он и его соавторы рассматривали ранее в рамках модели «государства-нации», то есть Индии, Бельгии, Канады и Испании. Ни одно из этих государств не имело соседа, который представлял бы реальную ирредентистскую угрозу, в то время как Украине такая потенциальная угроза со стороны России есть. Отметим точность этой оценки: Степан говорит в 2005 году о потенциальной ирредентистской угрозе, признавая, что на тот момент эта тема сколько-нибудь серьезно не рассматривалась ни со стороны России, ни со стороны русских граждан Украины.

Сравнивая модели «нации-государства» и «государства-нации», Альфред Степан строит следующий ряд оппозиций:

  • приверженность одной «культурной цивилизационной традиции» против приверженности более чем одной такой традиции, но с условием, что приверженность разным традициям не блокирует возможности идентификации с общим государством;
  • ассимиляторская культурная политика против признания и поддержки более чем одной культурной идентичности;
  • унитарное государство либо мононациональная федерация против федеративной системы, часто асимметричной, отражающей культурную разнородность.

В других работах Степан также отмечает, что для модели «нации-государства» более характерна президентская, а для «государства-нации» – парламентская республика.

Общий теоретический принцип, сформулированный Степаном, заключается в том, что агрессивное проведение политики «нации-государства» при наличии более чем одной «мобилизованной национальной группы» опасно для социальной стабильности и перспектив демократического развития. Он признаёт, что модель «государства-нации» предполагала бы применительно к Украине, в частности, наделение русского языка статусом второго официального. Такие государства, как Бельгия, Индия, Испания и Швейцария имеют более чем один официальный язык. Степан отмечает, что у Украины больше шансов создать демократическое политическое сообщество, если она не будет следовать агрессивной стратегии утверждения модели «нации-государства».

Однако далее он делает оговорку, которая и является главным тезисом его статьи: возможны ситуации, когда линия на «нацию-государство», проводимая достаточно мягко, также может облегчить создание множественных и комплементарных идентичностей, которые так важны для «государств-наций» и для демократии в многонациональных обществах. По мнению Степана, Украина может служить примером такой ситуации.

Степан приводит следующие аргументы в пользу своего тезиса. В Украине предпочитаемый язык не обязательно является маркером идентичности. Людей, идентифицирующих себя как украинцев, вдвое больше тех, кто использует при общении только украинский язык. По данным одного из исследований, до 98 % тех, кто считает себя украинцами вне зависимости от того, на каком языке они говорят сами, хотели бы, чтобы их дети свободно владели украинским. Среди тех, кто идентифицирует себя как русских, процент желающих, чтобы их дети свободно владели украинским языком, также очень высок – 91 % в Киеве и 96 % во Львове.

На основании того, что подавляющее большинство русофонов хотят, чтобы их дети свободно владели украинским языком, государство может, при достаточной гибкости, проводить политику насаждения украинского в духе модели «нации-государства», не вызывая напряженности в отношениях с русскоговорящими гражданами. Степан также указывает на то, что в 2000-м лишь 5 % респондентов в Донецке и 1 % опрошенных во Львове считали, что Украину лучше разделить на два либо более государств. Россия же, как потенциальный центр ирредентистского притяжения, вела кровопролитную войну на Кавказе, что значительно снижало ее привлекательность.

УКРАИНСКАЯ ПОЛИТИКА – СМЕНА МОДЕЛИ

С момента публикации статьи Степана прошло три года. Попробуем оценить, как развивалась ситуация в Украине и насколько оправдались его прогнозы.

Период 2005–2007 годов был весьма бурным в политическом отношении. За это время прошли и очередные (2006), и внеочередные (2007) выборы в Верховную раду. Их результаты продемонстрировали, что электоральная база всех без исключения политических сил остается строго привязанной к тому или иному макрорегиону.

Созданное после президентских выборов правительство Юлии Тимошенко через полгода было отправлено в отставку. Оно, как и сменивший его кабинет Юрия Еханурова, не включало политиков, которые воспринимались бы востоком и югом страны как их представители. В сформированном после парламентских выборов-2006 правительстве Виктора Януковича, в свою очередь, не было представителей западных областей Украины. Возникшие было разговоры о возможной коалиции Партии регионов (ПР) с частью президентской «Нашей Украины» ни к чему не привели.

Кабинет Януковича, как до него и правительство Тимошенко, постепенно втянулся в острейший конфликт с президентом Виктором Ющенко, что и привело к неконституционному роспуску парламента и внеочередным выборам в 2007 году. В ходе этого конфликта фактическому разгрому подвергся Конституционный суд, который окончательно утратил возможность претендовать на независимость. Все конфликтующие стороны неоднократно использовали «карманные» суды различной инстанции, продолжая подрывать престиж судебной власти.

В 2008-й страна вошла с новым правительством Юлии Тимошенко, не замедлившим вновь вступить в конфликт с ослабленным президентом. Все ведущие политические силы единодушны с тем, что необходим пересмотр Конституции, но у каждой – свое видение и механизма пересмотра, и новой конституционной модели власти. В 2009 году (если не раньше) стране предстоят новые президентские выборы. Нельзя исключить, что до этого в который раз произойдут внеочередные парламентские выборы.

Вплоть до роспуска Верховной рады летом-осенью 2007-го власть в основном проводила сдержанную политику в духе модели «нации-государства», шансы которой на успех Степан расценивал как весьма высокие. На востоке и юге страны были предприняты осторожные попытки внедрить некоторые решения в духе модели «государства-нации». Ряд регионов и муниципальных образований предоставили русскому языку официальный статус. Однако по инициативе президентской администрации эти решения были оспорены в судах и не получили санкции на государственном уровне.

В условиях политического кризиса 2007 года резко интенсифицировались украинизаторские усилия в культурной и языковой сфере. Через три года все высшее образование будет переведено на украинский язык, вступил в силу закон об обязательном дублировании всех прокатных копий зарубежных фильмов. В этот ряд следует поставить и заявление президента об информационной угрозе со стороны русскоязычных средств массовой информации, что обещает дальнейшее сокращение русскоязычного продукта на украинских телеэкранах.

Существенно акцентирована тема голодомора как геноцида украинского народа. Это, как минимум, создает дискомфорт для русского населения страны, потому что дискурс голодомора как геноцида сопровождается рассуждениями о том, что место истребленных голодом украинцев заняли переселенцы из России. Крайне негативную реакцию везде, кроме Галичины, вызывают настойчивые усилия по героизации Украинской повстанческой армии (УПА), ее командира Романа Шухевича и лидера Организации украинских националистов (ОУН) Степана Бандеры.

Весьма провокационную роль как в сфере внутренней политики, так и для отношений с Россией сыграла неожиданно резкая активизация в конце 2007-го усилий по вступлению Украины в НАТО. Москва в ответ на это весной 2008 года явно стимулировала ирредентистскую тему в своей политике в отношении Украины в целом и Крыма в особенности. Пока дело ограничивается выступлениями таких деятелей, которые по статусу не могут считаться «официальными» голосами российского политического истеблишмента (Юрий Лужков, Константин Затулин). Но заявления об озабоченности положением русских в Украине звучали и в российском МИДе.

Угроза ирредентизма из потенциальной, как характеризовал ее Степан в 2005-м, приобретает все более реальные очертания. До сих пор весьма сдержанная в этом вопросе, Москва, как можно предположить, хотела бы создать контролируемую напряженность в Крыму, чтобы усилить и без того серьезные сомнения многих руководителей стран НАТО в целесообразности приема Украины в альянс и даже предложения ей программы подготовки к членству. Но ирредентизм часто похож на джинна, которого значительно легче выпустить из бутылки, чем загнать обратно.

К сожалению, конфликт между Россией и Грузией и реакция на него части украинского руководства способны привести к резкой эскалации всех описанных противоречий и дальнейшему втягиванию Москвы во внутриукраинскую политику.

ПЕРСПЕКТИВЫ «РУССКОЙ» ПАРТИИ

Один из важнейших вопросов современной украинской политики – это природа идентичности, а точнее, идентичностей населения юга и востока страны. Дело в том, что когда мы говорим об особой восточноукраинской идентичности, то считаем, что она объединяет и тех людей, которые считают себя украинцами по крови, но говорят по-русски, и тех граждан страны, которые идентифицируют себя как русских (таких, по данным переписи-2001, более 17 %, или 8,3 млн человек).

Неизвестно, что будет происходить в случае дальнейшей активизации украинской политики в духе «нации-государства». Весьма вероятно, что значительная часть русскоговорящих украинцев примет ее с большим или меньшим энтузиазмом.

Но не перешла ли уже государственная политика ту грань, за которой проведение языковой украинизации начинает играть мобилизующую роль для тех более чем восьми миллионов человек, которые считают себя русскими? Для них вопрос заключается не в изменении содержания их украинской идентичности, а в потере комфортных условий жизни при сохранении русской идентичности.

По данным опросов, проведенных в начале 2005 года, лишь 17 % русских граждан Украины считали, что «оранжевая революция» несет им что-то хорошее, против – 58 % украинцев. Без боязни ошибиться можно предположить, что такая позиция русских была связана с опасениями ухудшения отношений с Россией и усиления украинизации.

В условиях, когда многие из этих опасений получили подтверждение, а Россия начала разыгрывать карту ирредентизма, трудно предсказать, как будут меняться настроения в среде украинских граждан с русской идентичностью. В пользу возможного роста ирредентистских настроений говорят несколько новых факторов.

Серьезные проблемы в экономике Украины скорее всего, будут нарастать в обозримой перспективе. Стране предстоит пережить очередное резкое повышение цен на энергоносители, кредитный кризис, быстрый рост инфляции, негативные последствия постоянного откладывания структурных реформ, которые в условиях политической нестабильности и подготовки к очередным выборам будут откладываться и дальше. Экономическая ситуация в Украине в 2008-м напоминает весну-лето 1998 года в России.

Постоянно растущий разрыв в уровне заработной платы в Украине и России скоро начнет оказывать опасное для Украины воздействие на политическую ситуацию. Главный фактор, который отталкивал от России украинских граждан с русской идентичностью, а именно война в Чечне, устранен. До одного года сокращен теперь срок службы в Российской армии.
Весной 2007-го, то есть накануне нового обострения политического кризиса, вызванного роспуском Верховной рады и связанного с ним нового витка интенсификации национализирующей политики, украинский центр им. Разумкова провел весьма важное социологическое исследование. Оно дает возможность оценить, какими были на тот момент настроения не только «русскоязычных граждан Украины», но и более специфических групп, о которых шла речь выше.

Социологи выделили группы:

  • «русских», то есть «граждан Украины, русских по национальности, для которых родным языком является русский и которые относят себя к российской культурной традиции и используют русский язык в повседневном общении»;
  • «украинцев» – «граждан Украины, украинцев по национальности, для которых родным языком является украинский, относящих себя к украинской культурной традиции и использующих украинский язык в повседневном общении»;
  • «русскоязычных украинцев» (то есть тех, кто считает себя украинцами по национальности); «двуязычных украинцев» (украинской национальности и с украинским языком как родным);
  • «двуязычных украинокультурных украинцев», декларирующих украинскую национальность, украинский язык как родной, принадлежность к украинской культурной традиции.

Как верно замечают авторы исследования, при таком подходе становится очевидным, что «русскоязычные граждане» не являются воображенным сообществом в том смысле, в каком использовал это определение Бенедикт Андерсон, а именно группой с общей идентичностью. Это воображенное сообщество существует лишь в умах исследователей и комментаторов.

На вопрос, считают ли себя респонденты патриотами Украины, три последние категории, то есть люди с украинской этнической идентичностью, но пользующиеся русским языком в повседневности, отвечали практически одинаково. Уверенное «да» – от 37 до 42 %, «скорее да» – от 41 до 45 %, «скорее нет» – от 11 до 6 %, уверенное «нет» – 3 % или меньше. Затруднились ответить 6–7 %. Положительные ответы в этой группе в совокупности (80 % и более) почти равны сумме положительных ответов «украинцев».

Совсем иначе выглядят на этом фоне ответы «русских». Уверенное «да» давали 20,4 %, «скорее да» – 29 %, то есть менее половины опрошенных считали себя патриотами. 14 % «русских» открыто декларировали, что не считают себя патриотами Украины, 27 % давали ответ «скорее нет», 9 % уклонились от ответа.

Еще резче проступают различия в ожиданиях развития языковой и культурной ситуации. Лишь 4 % «русских» согласны с тем, что украинский язык должен быть единственным государственным, 13 % удовлетворились бы признанием русского официальным языком в некоторых регионах, а 70 % считают, что русский должен быть вторым государственным языком. Еще 10 % вообще полагают, что русский должен быть единственным государственным языком страны. Практически зеркальная ситуация в группе «украинцев».

«Русскоязычные украинцы» в этом вопросе довольно близки к «русским»: 49 % респондентов в этих группах выступают за два государственных языка. Однако среди тех «русскоязычных украинцев», которые владеют украинским языком, лишь чуть более 20 % согласны предоставить русскому статус второго государственного языка.

В вопросе, какая культурная традиция будет преобладать в Украине в будущем, лишь 6 % «русских» готовы смириться с безраздельным доминированием украинской культуры, 50 % считают, что в разных регионах будут преобладать разные традиции, и 24 % – что преобладать будет русская традиция. В группах, где владеют украинским языком, неизменно преобладают те, кто согласен с доминированием украинской культурной традиции, хотя лишь среди «украинцев» такие граждане составляют абсолютное большинство (59 %).

Интересно, что на вопрос о том, какое определение украинской нации люди считают предпочтительным, во всех группах наиболее популярный ответ – «гражданская нация, включающая всех граждан Украины» («русские» и «русскоязычные украинцы» – 43 и 42 %, остальные – по 35 %). Однако сумма остальных ответов, по-разному акцентирующих этнический характер нации, во всех группах «украинцев» больше, чем процент ответов, акцентирующих гражданский принцип.

В целом эти данные подтверждают, что «русскоязычные украинцы» хотели бы равноправного статуса для русского языка и культуры, но готовы смириться с политикой в духе «нации-государства», в то время как «русские» решительно отвергают такую политику. Логично предположить, что за последний год в их среде повысился уровень дискомфорта и потенциал для политической мобилизации в ирредентистском духе.

Отметим также очевидное разочарование в политике Партии регионов среди тех избирателей, которые придают первостепенное значение вопросу о статусе русского языка и культуры. ПР не продемонстрировала настойчивость в реализации своих лозунгов в данной сфере и во многом по этой причине постепенно теряет поддержку электората. Возникает ниша для новой политической силы, которая может позиционировать себя как «русская партия». «Русские» составляют 17 % населения, и партия могла бы рассчитывать на создание фракции в Верховной раде, даже если проходной барьер будет выше нынешних 3 %.

ПОТЕНЦИАЛ НЕСТАБИЛЬНОСТИ

Итак, по истечении трех лет со времени публикации статьи Степана можно констатировать, что в результате активизации политики в духе «нации-государства», а также шагов России по использованию ирредентистской темы в отношениях с Украиной риски возросли. Хронологически именно форсирование Киевом политики в духе «нации-государства» предшествовало активизации ирредентистского фактора в российской политике, создало для нее определенные условия и отчасти эту активизацию спровоцировало (что не нужно понимать как индульгенцию для России).

Главные дестабилизирующие импульсы исходят от президента страны Виктора Ющенко. Все перечисленные выше шаги были инициированы главой государства и теми небольшими партиями, на которые он еще опирается. Именно Ющенко является главным действующим лицом в проведении описанной выше политики памяти. Он даже пытается провести через парламент такую редакцию закона о Голодоморе, которая предусматривала бы уголовную ответственность за отрицание характеристики голодомора как геноцида, инициирует обсуждение этой темы в международных организациях – ООН, Совете Европы, ОБСЕ. Именно от Ющенко исходила и инициатива обращения к НАТО о предоставлении Украине Плана действий по членству (ПДЧ) в альянсе, и он настойчиво пытался проталкивать такое решение накануне Бухарестского саммита альянса как внутри страны, так и на международной арене. После августовской войны в Грузии тема внешней (российской) угрозы – может стать определяющей в украинской политике.

Не имея большинства в парламенте, Виктор Ющенко правит через указы, многие из которых противоречат Конституции. Растеряв популярность и отчаянно стремясь сохранить власть, президент является автором всех дестабилизирующих шагов в институциональной сфере. Их список только за последний год включает неконституционный роспуск парламента, попытку протащить собственный вариант новой Конституции (резко расширяющий полномочия президента) через референдум в обход Верховной рады, дискредитацию Конституционного суда, который до сих пор не работает в полном составе, постоянное вмешательство в сферу прерогатив правительства.

Две крупнейшие политические силы Украины – Блок Юлии Тимошенко (БЮТ) и ПР – как будто демонстрируют понимание тех механизмов, которые описаны Степаном и его коллегами в модели «государства-нации». Обе выступают за парламентскую (или парламентско-президентскую) республику. ПР против форсирования отношений с НАТО. БЮТ не демонстрирует активность в этом вопросе, а также не акцентирует в своей риторике темы голодомора и УПА. ПР выступает против реабилитации УПА и против политизации темы голодомора. Ни для БЮТ, ни для ПР до сих пор не была характерна риторика в духе «нации-государства». ПР поддерживает существенное расширение полномочий регионов, в кризисные периоды даже выдвигая требование федерализации, которое силы «оранжевого» лагеря рассматривают не иначе как сепаратистские. Впрочем, есть все основания предполагать, что для ПР идея федерации имеет не принципиальное, а ситуативное значение.

Все это свидетельствует о реальной возможности существенного переформатирования украинской политической сцены, которое позволило бы затормозить опасные тенденции 2007 года. Однако в условиях острого политического противостояния и глубокого взаимного недоверия различных сил друг к другу шансов на дальнейшее углубление кризиса гораздо больше. Этому способствует и международная обстановка.

Важным дестабилизирующим фактором является то, что в силу особенностей карьеры главного соперника Ющенко и лидера БЮТ Юлии Тимошенко никто не возьмется гарантировать соблюдение ею демократических методов политики, если она получит полноту власти. Очередное подтверждение эти опасения получили в марте 2008-го, когда БЮТ добился смещения мэра Киева Леонида Черновецкого с вопиющим нарушением демократических процедур. БЮТ вообще активно подрывает позиции мэров крупных городов, если они не входят в число его сторонников.

Между тем Степан отмечает, что в условиях, когда федерализация Украины затруднена из-за ирредентистского фактора, страна могла бы использовать опыт скандинавских стран, где отсутствие федерации отчасти компенсируется очень широкими полномочиями муниципалитетов. Впрочем, прошедшие в Киеве новые выборы нанесли БЮТ болезненное поражение и закончились переизбранием Черновецкого.

Демократический характер ПР также вызывает обоснованные сомнения. Строго говоря, ни одна заметная политическая сила Украины не дает надежных гарантий приверженности демократии.

В борьбе вокруг механизма принятия новой Конституции и утверждения принципов, которые должны быть в нее заложены, все общественные силы руководствуются прежде всего сиюминутными политическими интересами. Важно, что в дебатах о желательной форме государственного устройства тема федерации не обсуждается вовсе, а при обосновании предпочтения парламентской республики президентской мотив «государства-нации» не звучит ни со стороны БЮТ, ни со стороны ПР.

Таким образом, мы видим, как за три года, прошедших с момента публикации статьи Альфреда Степана, многие его прогнозы и предостережения оправдались. К его анализу можно сделать два важных дополнения.

Во-первых, он недостаточно учитывал идентификационную неоднородность населения востока и юга страны (хотя Степан больше, чем многие исследователи, уделил внимание различиям в позиции «русскоязычных украинцев» и «русских»).

Во-вторых, соблюдение должной умеренности в политике украинизации оказалось весьма сложной задачей. Описывая возможную успешную стратегию для Украины, Степан предлагает умеренную политику в духе «нации-государства», поскольку построение «нации-государства» невозможно, а выбор модели «государства-нации» затруднен внешнеполитическими обстоятельствами. Подобная политическая конструкция успешно работала при сравнительно централизованной системе во времена Леонида Кравчука и Леонида Кучмы, но она оказалась довольно хрупкой. Слабеющая президентская власть при Ющенко принесла этот умеренный курс в жертву в условиях обострившейся борьбы за власть.

Если политическая мобилизация русских граждан Украины выльется в создание «русской» партии, то Киев столкнется с трудной проблемой. Удовлетворение требований по повышению статуса русского языка и проведению других мер в духе модели «государства-нации» будет затруднять успешно протекавший до сих пор процесс «мягкой» украинизации «русскоязычных украинцев». Продолжение же украинизаторской политики в духе «нации-государства» приведет к дальнейшему повышению уровня дискомфорта для восьми с лишним миллионов «русских» и создавать новые возможности для усиления ирредентизма.

На первый план выдвигаются два вопроса.

Первый – как и когда будет преодолен кризис власти и какая конфигурация политических сил возникнет на выходе из кризиса? Нет сомнений, что политика «нации-государства» сохранится, но неясно, будет ли новая властная коалиция продолжать линию на ее активизацию или попытается вернуться к прежнему умеренному курсу. Пока шансы на скорое завершение политического кризиса в Украине выглядят очень скромно.

Второй – можно ли будет к тому времени, как кризис завершится, вернуться к прежней политике, или срыв 2007–2008 годов уже запустил процессы, которые заставят списать стратегию, описанную Степаном, в разряд упущенных возможностей? Сегодня уверенно ответить на эти вопросы не может никто.

", прочитанного летом 2013 года.

Оригинальный текст лекции выложен 19.04.2014 на сайте НЕОКОНОМИКА или Мировой кризис .

Лекция 3. Национальные государства

Олег Григорьев: В начале лекции скажем еще несколько слов об , а потом перейдем к вопросу о том, что пошло не так в Западной Европе.

Если мы посмотрим на историю, то увидим довольно-таки однообразный циклический процесс: империи возникают, какое-то время существуют, потом с ними обязательно что-то происходит – они рушатся, захватываются и т.д., потом на том же, как правило, месте возникают новые империи, и все повторяется.

Впервые этот процесс был замечен не сегодня, а еще в XIV веке: крупный арабский ученый, возможно даже основатель политической социологии, Ибн Халдун описал процесс зарождения и упадка империй, и сегодня историки широко используют так называемый халдуновский цикл – цикл существования империи.

Почему империи рушатся? Потому что они перестают расти, а когда они перестают расти, то внутренний механизм империи – то, что мы сейчас называем социальными лифтами, ‒ перестает работать. Пока империя растет, пока она захватывает новые территории, пока она расширяется, работают социальные лифты как для самой , так и для протоэлиты : у тех, кто желает стать элитой, всегда существуют возможности подняться наверх.

Пока империя растет, у элиты всегда есть два интереса:

  1. сохранить свое положение и свое место,
  2. свое положение улучшить. И во время роста империи часто превалирует именно интерес улучшить место. Когда империя перестает расти, появляется интерес свое место за собой закрепить. Можно сказать точнее – интерес приватизировать свое место во властной иерархии .

Когда империя перестает расширяться, наступает период внутреннего кризиса, причем он сразу многообразный.

Пока империя расширяется, я получаю свое элитное место в зависимости от того, насколько эффективно я служу некоторому общему процессу роста империи. Как только империя перестала расти, я, занимая какое-то место, больше не могу ничему служить, и мое положение в этом статусе становится подвешенным. Я бы даже хотел служить, но нечему. Положение любого сановника может быть поставлено под вопрос: он и сам не понимает, почему он сановник, он не может подтвердить свой статус. Единственным его желанием становится, говоря современным языком, приватизация своего статуса.

Вот это очень важный момент для понимания многих процессов .

В основе западной модели лежит священное право частной собственности . Только в Европе элите в свое время удалось полностью приватизировать свое элитное место и создать священное право частной собственности. Но это мечта любой элиты во все времена – приватизировать свое место и создать священное право частной собственности на занимаемое место и блага, связанные с ним.

Еще раз: удалось это только после долгой истории и только в Европе . И принцип священной частной собственности – это не экономический принцип , как думал Маркс и многие другие, это элитный принцип, который сработал только на определенном этапе и только в определенных условиях во внутриэлитных разборках.

Первой его добилась английская элита, именно элита . Но элита за это боролась не для того, чтобы развить экономику и капитализм. Это чисто элитные разборки, которые косвенно повлияли на развитие капитализма. Основа капитализма – это, прежде всего, выход из тех политических внутриэлитных разборок, которые назрели и дальше развиваться бы не позволили.

Способ, которым европейцы разваливали другие империи – предлагали ввести священное право частной собственности, – это один из лозунгов. Так произошло и с СССР: введите принцип частной собственности, и все у вас будет хорошо. Посмотрите на нас: мы развитые, а вы неразвитые просто потому, что у вас нет принципа частной собственности. Вводится принцип частной собственности – и империя разваливается. Этот лозунг – орудие пропаганды. И оно действует, потому что имперская элита в эпоху застоя об этом мечтает. Элита борется за приватизацию своего места, и как только она начинает сепарироваться – это и есть признак кризиса империи.

Во-вторых, во время застоя в империи начинается давление на низы. Если раньше у элиты была возможность заработать больше, поучаствовать в походе, пограбить, получить деньги, то сейчас у нее остается единственная возможность получить доход – давить на низы и таким образом начинать грабить население. В результате начинают расти, конечно, не классовые, но межсословные противоречия, и нормальный механизм внутреннего социального мира нарушается. При этом теряет авторитет центральная власть. Центральная власть – это по сути дела главарь банды, он ведет набеги, он обеспечивает элите все, что она получает, он ее возглавляет, а во время застоя он стоит наверху и ничего не обеспечивает и ничего не возглавляет. Из вождя и воина он превращается в разводилу, который пытается каким-то образом регулировать элитные отношения, выступать арбитром – условно говоря, он становится первым среди равных.

Ибн Халдун совокупность этих процессов называл утратой асабийи, некоей изначальной энергии и мотивации, свойственной банде, которая и создает империю. Утрата этой энергии и вызывает ослабление всех социальных механизмов, которые держат империю.

Поводы для слома империи могут быть самыми разными. Это может быть приход тех, кого Халдун называл кочевниками, то есть сторонних банд, гораздо лучше структурированных, которые бродят вокруг империи и которые при своей малочисленности, но очень высокой мотивированности переигрывают империю.

Вторым поводом могут стать бунты и восстания окраинных правителей. Очень часто, кстати говоря, приход кочевников и бунты окраинных правителей – это одно и то же. Либо окраинные правители вступают в союз с кочевниками и с их более мотивированным войском и помощью захватывают центральную власть и разваливают ее, либо они сами по своей инициативе выступают против империи, но при этом просто нанимают постороннюю военную силу.

Третий повод хотя и возможен, но редок. Могу сказать, что исторически это случалось в Китае: это внутренние восстания, которые по-современному называют гражданскими войнами, хотя по сути они не гражданские, а являются проявлением усобиц между элитами. Это не гражданские войны, это скорее аналог феодальной раздробленности. Изначальная причина – фрагментация элит и их попытки приватизировать свои места внутри иерархии, а как только все начинают думать о приватизации, можно считать, что ментально империя уже распалась, в головах ее уже нет.

При этом империю обычно восстанавливают, потому что когда она развалилась (она обычно разваливается на кучку мини-империй), и когда приходят люди со стороны, они всегда пользуются услугами части бывшей имперской элиты, обычно сохраняя механизмы формирования и функционирования империи.

И вот эти циклы создания и гибели империй все время происходят. И не будь казуса западной Европы, так бы оно наверное и продолжалось. Поэтому давайте сейчас посмотрим, что произошло в Европе.

Согласно официальной истории, вектор развития Европы начал изменяться с VI века нашей эры. Поясню: дело в том, что сейчас я начну рассказывать историю, и мы поймем, что в исторических описаниях на самом деле есть очень большие проблемы – где-то есть загадки, а бывают и просто дыры. Я их по ходу дела буду обозначать. Я считаю, что они важны, что без них мы не имели бы реальной истории того, что происходило, и может быть, для того чтобы их затыкать, надо эту историю сильно пересматривать, я сейчас в эту сторону не пойду. Будем обозначать эти дыры.

Согласно официальной истории, существовала Римская империя, в том числе на территории Европы, которая логистически очень рационально формировалась, потому что имела внутри себя мощное логистическое ядро – Средиземное море.

Но Средиземное море очень большое, поэтому внешний обход границ был очень большой, и, конечно, можно в любом случае сказать, что империя такого размера в тех условиях не могла удерживать свои окраины на протяжении достаточно долгого времени. И последние столетия существования Римской империи – это постоянные попытки отбиться от набегов со всех сторон, утрата территорий, их возвращение, потому что территории утрачивались, но новые империи там не возникали, до тех пор пока не началось целая волна, цепь волн вторжений, которые разрушили империю: вандалы, лангобарды, галлы и прочие германские племена.

Это все подходит под схему Халдуна, если считать германские племена кочевниками, которые разрушают империю. Опять-таки, мы знаем, что германские племена нанимались на службу к империи, взаимодействовали с имперской элитой, наверное, были и какие-то совместные решения.

Загадка номер один . Давайте попробуем ее разобрать. Историки говорят, что в Римской империи, судя по всему, было развито денежное обращение, и существовал мощный рынок. Вопрос: куда делись деньги? Когда пришли варвары, никаких денег в Европе не было. Деньги пропали. Это большое отличие от истории других империй, которые разрушались.

Не будем рассматривать доденежные времена, потому что тогда больших империй не складывалось. Что такое безденежная империя? По нашим меркам – это небольшое царство, например, Киевская Русь как она описывается, это начальный этап, где есть главный город – Киев, который является складом и куда князь свозит собранную дань в натуральной форме. При этом князь, собирая дань, может самолично объехать только ограниченную территорию, логистически связанную с центром.

Денежная империя другая. В ней дань собирается в денежной форме. И центральная власть расплачивается деньгами со своими сановниками, войском и прочими. Когда приходят кочевники, старая элита им помогает в первую очередь наладить сбор дани, и обширная империя продолжает функционировать. Рынки не разрушаются, продолжается денежное обращение и денежный механизм функционирования власти.

Пришли варвары, захватили Римскую империю с развитым рынком и с развитым денежным обращением и вдруг выясняется, что денег там нет. До XII века в Европе нет денег: туда попадали старые деньги – византийские или арабские, своих денег нет. Венеция – это торговая колония Византии, она потом откололась от Византии в самостоятельный город-государство. После разрушения Римской империи рынок должен был сохраниться. Варвары пришли, механизм функционирования империи не распался: церковный механизм поддержания империи практически полностью остался нетронутым, да и многие административные механизмы римской элиты сохранились. Вопрос: почему старая элита не помогла варварам наладить функционирование имперского механизма? Работают рынки, мы берем дань деньгами и деньгами расплачиваемся.

Согласно документам, Карл I ни разу не ночевал дважды в одном и том же городе. Хотя у него и была официальная столица Аахен, но он там бывал крайне редко. Он все время занимался полюдьем по всей Западной Европе. Все его грамоты и указы написаны в разных городах.

Вопрос: куда делись деньги? Это загадка, но это и факт. Историки говорят, и давайте им поверим, что до XII века в Европе нет денег. Это значит, что с VI века по XII, то есть шесть веков, властный механизм был другим (опять-таки по описаниям Карл Великий, судя по всему, все время совершал полюдье), но мы также понимаем, что на этой основе в Европе возник феодализм: потому что если с территорий невозможно собирать дань деньгами и выплачивать деньги в качестве вознаграждения, то как можно вознаградить тех, кто помог все эти территории захватить? Я должен каким-то образом раздать им захваченные земли в натуре. Это тоже важный момент, может боковой, а может и нет. Хорошо, я раздал земли в натуре. Но как я могу обеспечить их участие в моих делах? В империи был денежный механизм, сейчас денежного механизма нет: я раздал все земли ‒ феодалы сели каждый на своей земле и получили возможность все это приватизировать.

Следствием этой ситуации стала важная особенность Европы, связанная с сильным влиянием права в регулировании механизма власти. Поскольку не было денежного механизма, то пришлось его заменять правом. Право возникает тогда, когда вступают в противоречие политические силы, ни у одной из которых нет решающего преимущества, – тогда приходится договариваться и торговаться. Известны случаи, когда сеньор пошел осаждать город со своими вассалами, а вассалы стоят и смотрят на часы и говорят: о, 12 часов, срок договора истек, мы пошли домой. Для этого требовалось мощное регулирование. Очень высокая роль права свойственна именно Западной Европе в отличие от восточных территориальных империй, да и вообще других форм устройства.

Таким образом, условия и возможности для приватизации, созданные институтом феодализма, привели к распаду империи Карла Великого на множество мини-империй, которые сразу же начали воевать друг с другом. То же можно увидеть в нашей истории – княжеские усобицы в Древней Руси – хотя все князья и были Рюриковичами, это им не мешало насмерть воевать друг с другом. Западная Европа – это те же мини-империи, которые стремились стать большими. Иногда это получалось на короткое время, но потом они все равно распадались.

Вторая проблема, или существенная особенность Западной Европы. Вот пришли варвары с огнем и мечом, на их стороне сила. Они, конечно, сильно проредили старую управленческую и военную элиту Римской Империи, но при этом сам механизм Римской Империи опирался не на две иерархии, а на три – управленческую, военную и церковную. Однако церковная иерархия осталась в неприкосновенности. Ну, хотя бы потому, что варвары в большинстве своем были христиане, хотя и арианского толка (это тоже вопрос, там был целый букет – в основном еретики, но были и приверженцы тогдашней ортодоксальной церкви, потому что среди варваров велась миссионерская деятельность). Загадка состоит в том, что произошло с арианами. Мы не знаем, тут уж точно не сохранились никакие документы о том, сколько в современной католической церкви арианства, и какой был достигнут компромисс по этому поводу. Концы с концами здесь никто не сводил, по крайней мере, я не встречал.

На территории, где существует много мини-империй, которые стремятся к большой империи, и где уже есть пронизывающая всю территорию всеми признанная религия, возникает неожиданная и весьма необычная ситуация. Получается, что тот, кто претендует на то, чтобы собрать всю империю, должен договариваться с церковью.

Я здесь несколько перескочил. Особенностью европейской истории является наличие на сравнительно небольшой территории большого количества мини-империй, которые воюют или находятся в странном соотношении друг с другом. Если бы такая ситуация получилась где-нибудь на востоке, то обязательно бы быстро пришли лихие люди и захватили бы эту территорию. И мы знаем из истории, что лихие люди на территорию Западной Европы приходили, и та историческая линия, по которой пошла Европа, несколько раз находилась под угрозой.

Первая угроза – это арабы, арабский халифат. Широко известна битва при Пуатье, когда Карл Мартелл разбил арабское войско, и арабы не двинулись дальше Пиренеев, удовлетворившись Испанией, Южной Италией, Сицилией. Важный момент. Если мы посмотрим на карту, то увидим, что великие империи расположены либо на нагорьях, либо на равнинах. Если же на территории встречаются горы, то они являются естественными границами между империями. Арабы захватили степь, то есть плоскость, но, столкнувшись с горами, не смогли их перейти.

Вторая угроза – это угры, сегодня известные под именем венгров. Венгерская равнина – это продолжение Великой степи, которая идет от Китая через весь континент. Пришло кочевое племя, смело всех в степи, начало совершать набеги на всю Западную Европу, и если посмотреть хроники и анналы, стало гигантской угрозой. Опять-таки, если мы посмотрим хроники в том, что касается что арабского нашествия, что угорского нашествия, то мы очень часто видим случаи, когда какой-нибудь архиепископ призывал к защите от набега, и население брало оружие и шло воевать. Вот такой механизм управления был на самом деле. Аббат какого-то монастыря (что касается арабского нашествия) призвал, и население пошло воевать с неверными – это предшественники крестовых походов, такие мини-крестовые походы, которые начинались по инициативе церкви. То есть церковь занималась непосредственно управлением, в том числе участвовала в военном управлении, в частности, в обороне. Угры не пошли дальше определенных границ: судя по всему, закончилась степь, а в лесах они не могли воевать.

Против венгров была создана австрийская восточная марка, которая потом стала графством, потом герцогством, потом собственно из нее сформировалась Австро-Венгерская империя, ну, Австро-Угорская империя – к вопросу, откуда все берет свои корни. При этом ее поддерживала вся Европа, потому что она была бастионом против страшных венгров.

Это вторая угроза, которая была реальна.

Третья угроза, про которую, с одной стороны, понятно, почему она не реализовалась, с другой стороны, непонятно. Это викинги, которые известны под именем варягов. Это те же самые кочевники, только водоплавающие. Техника у них была простая. Шли по морю, потом поднимались по рекам (города строились на реках) и грабили все что угодно (так, например, был разграблен Париж). Викинги захватили много территорий в Европе: Нормандию, Сицилию, часть Южной Италии. Земли, захваченные норманнами, достаточно долго сохраняли свою независимость. Не очень понятно почему, но считается, что это было не централизованное нашествие, а ходили отдельные отряды: просто в Швеции не было общей власти, и поэтому отдельные отряды захватывали отдельные куски, но не могли захватить все. Когда демографическое давление снизилось, когда появились свои колонии и территории и стало возможным спокойно селиться, то и само нашествие сошло на нет. Однако Европа долгое время была под угрозой.

Четвертая угроза – это татаро-монголы. Опять-таки, никто не знает, почему закончилось нашествие Батыя на Европу, здесь историки тоже молчат: обычно говорится, что поскольку умер хан, Батый решил вернуться к себе в Сарай и не захватил Европу. Другие историки, обычно наши, говорят, что татары не захватили Европу, потому что Русь защитила ее собой.

Иными словами, Европа могла погибнуть много раз, но не погибла, до сих пор не очень понятно почему, что там такое произошло, поскольку в схватках с отборными войсками Западной Европы монголы одерживали победу, и, в общем-то, противопоставить европейцам было нечего.

Ну и последняя угроза пришла уже в другое время, и не так остро воспринималась – это османы, XVII век. Пик османского нашествия – это осада Вены, это времена короля Людовика XIV. В эти времена Европа была уже немного другой. Тот же Людовик XIV был бы рад, если бы исторических противников Франции австрийцев уничтожили турки: Европа неоднозначно относилась к этим войнам. Папский престол, кстати, был не против захвата Вены, потому что у него продолжалась война с императором, который тогда принадлежал к династии Габсбургов, то есть был австрийским императором. Тем не менее, благодаря полякам и эта угроза не реализовалась.

Хотя османская угроза уже не воспринималась так остро, как предыдущие четыре, но, тем не менее, она реально была. То есть столкнувшись с имперским механизмом турков, Западная Европа даже в XVII веке показывала хорошие результаты. Почему это все не привело к восстановлению нормальных имперских циклов – сейчас обсуждать не будем. Арабы не умеют воевать в горах, степняки не умеют воевать в лесах, в Швеции закончилось демографическое давление и т.д. То, что все эти угрозы не реализовались – это тоже случайность. В любом другом географическом месте та структура разрозненных мини-империй, которая сложилась в Европе, долго бы не просуществовала. Европа столкнулась с несколькими угрозами, но ей повезло, и они не реализовались. И не потому что европейцы были особо доблестные или какие-то еще. Зачем арабам леса? Они даже не знают, что с ними делать. А каких-то особых богатств в то время в Европе не было. Арабы долгое время господствовали на Средиземном море, и все что хотели, могли получить. Это варяги их сильно сбили с толку, Сицилия и Южная Италия были их. Все это чистое везение, цепь случайностей.

Я немного показал роль церкви, которая объединяет и организует население на какое-то общее дело. Почему? Потому что церковь – это единственный по сути дела оставшийся имперский механизм. И здесь мы видим парадокс: тот, кто хочет объединить империю, должен получить одобрение церкви (либо создать свою церковь, что сложно, хотя потом именно это и произошло – это я про Реформацию).

Здесь проявляется еще одно важное отличие Европы от классических империй. Историки говорят, что в восточных империях существует цезарепапизм, то есть светский властитель одновременно является и первосвященником. Московское царство – это тоже цезарепапизм, где патриарх – заместитель царя по религиозному ведомству. В этом смысле глава духовной власти находится в совершенно четком подчинении у светской. А в Европе произошло так: церковная власть есть, церковная иерархия как таковая тоже есть, а императора еще нет. И если кто-то хочет стать императором, он должен о чем-то договориться с церковной властью. Это первый очень важный момент.

Церковь выработала схему, по которой она хотела бы взаимодействовать с потенциальным будущим императором. Эта схема была сформулирована следующим образом: церковь представляет собой законодательную власть, а император – исполнительную. То есть была сформулирована концепция разделения законодательной и исполнительной власти. Совершенно новая, опять-таки, схема по сравнению со всеми восточными империями. (В Индии были брамины и кшатрии, но ведь там империи-то не было – мы про это очень мало знаем.)

Итак, из дуализма светской и церковной власти появилась идея разделения властей, которая существует до сих пор. Понятно, что ни один нормальный претендент на императорский престол с такими условиями не согласился бы, но при этом желание строить империю было. Поэтому когда империя все-таки возникла, она вступила в острый конфликт с церковью. Этот конфликт носил двойной характер. С одной стороны, он был по поводу абстрактной власти – кто выше – папа или император, но, с другой стороны, имел и прагматичную сторону, поскольку церковь на тот период была крупнейшим землевладельцем в Европе. При важной роли религии в общественной жизни феодалы часто завещали землю церкви. В итоге светским властям вознаграждать своих сторонников стало сложно, а церковь на этом процессе, наоборот, только умножала земли. История борьбы за церковное имущество – это сквозная нить всей европейской истории. Эта борьба все время велась, и в зависимости от ее исхода складывались судьбы различных государств.

Я уже говорил, что хроническое противостояние императорской и папской власти продолжалось не год, не два, не столетие, а около 800 лет. Острая фаза противостояния, называемая Высокое Средневековье, – это два столетия, когда велись постоянные войны. Более дипломатическая и менее выраженная фаза – оставшиеся 600 лет – продолжалась до тех пор, пока последняя идея общеевропейской империи, традиционной империи германской нации, не была ликвидирована в связи с ликвидацией самого института Священной Римской империи германской нации, который был упразднен после того, как Наполеон заставил австрийского императора отказаться от титула императора Священной Римской империи.

Конфликт между папой и императором длился долго ‒ и военными методами, и дипломатическими.

Из этого конфликта вытекает первое важное следствие, которое состоит в сильном изменении человека, в первую очередь, представителя элит. Представители элиты на протяжении долгого времени находились в крайне противоречивой ситуации, заключавшейся в неопределенности – кому служить? Своему сюзерену или Римскому Папе? Долг велит ему служить сюзерену, но если при этом возникает угроза отлучения от церкви, которая часто реализовывалась (противоречить церкви ‒ означает рискнуть вечным спасением), то возникает неопределенность.

У этой ситуации была и другая сторона: служение своему сюзерену было церковно оправдано, в более мягкой форме – такая церковная догма тоже была. Ее нарушение также влечет риск вечным спасением. Люди все время вставали перед выбором. В первую очередь появилась свобода выбора, умение ходить между стульев. Это была вынужденная ситуация. В противоположность этому, в традиционной империи все места расписаны, существует четкая иерархия и четкие правила – что ты можешь делать, чего не можешь, за что тебя награждают, за что тебя будут наказывать и как.

В Европе фрагментация элит была институциализована на протяжении восьми столетий. Вспомним, что папа был рад и помогал туркам, когда они осаждали Вену. Потому что Вена на тот момент – это Священная Римская империя германской нации. А до этого Габсбурги владели практически всей Европой: Австрией, Испанией, Венгрией и т.д.

В течение длительного периода этой внутриэлитной войне нужно было как-то противостоять. Люди учились свободе выбора и самостоятельности в принятии решений. Им постоянно приходилось делать выбор из двух зол. Это воспитание, которое изменило человека, и в этом смысле западный человек не похож на человека традиционной империи, а традиционные империи не воспринимают западного человека в таком качестве до сих пор.

Второе следствие состоит в следующем. Историки много думали над вопросом, почему в Западной Европе все пошло не так. Они указывают, что в Западной Европе, в отличие от других мест, были вольные города. Это очень интересный момент. Откуда взялись вольные города в Европе?

Долгое время была распространена точка зрения, что европейские вольные города – это наследие Римской Империи. Что были какие-то римские города, которые, пережив империю, стали вольными: ну, потому что было римское право и еще что-то, что позволило им стать зародышами вольных городов. Раньше это писалось на полном серьезе, в последнее время историки вроде бы поняли противоречие.

Ведь что такое традиционный римский город? Во-первых, это крепость, или административный центр. По своей экономической модели римский город очень похож на наши сегодняшние города – районные центры. В этих городах по сути нет никакого производства. Это административные центры, которые поддерживаются за счет зарплат, получаемых чиновниками, пенсионерами и прочими бюджетниками. Этот денежный поток создает какую-то экономическую жизнь, но в основном деньги поступают из центра.

Типичный римский город тоже состоял из чиновников и пенсионеров. Там селились вышедшие на пенсию легионеры, которые получали от правительства пенсию в деньгах. Как только источник денег иссяк, никаких римских городов как экономического и социального явления не должно было остаться, должны были остаться развалины с непонятным юридическим статусом. Вот сегодня многие западные историки наконец-то об этом открыто пишут, хотя и встречают некоторое сопротивление.

Еще распространенная точка зрения на вольные города (опять-таки, в современной истории много расизма) состоит в том, что жители Западной Европы были не такие, как все, они были свободные, и поэтому смогли создать вольные города.

Давайте посмотрим, что такое город в его эволюции. Мы уже говорили, что изначально город – это центральный склад, куда свозится дань, где живет правитель данной территории, где стоит его войско, и куда в случае опасности могут сбежаться окрестное население. В центре находится замок, окрестности вокруг замка защищаются стеной, стены постоянно достраиваются (посмотрите на наш Кремль, Китай-город – это же тоже стена). По мере потребностей эта инфраструктура наращивается. Кто живет в городе? Ремесленники, которые обслуживают двор феодала, причем ремесленники как его собственные из крепостных, так и свободные, которых он приглашает, если речь идет о важном навыке – изготовлении оружия, украшений и пр. В городе живут мелкие феодалы, или вассалы, которые не имеют возможности построить свой собственный замок, но могут построить дом рядом с замком крупного феодала. В городе также живут купцы. Тут, правда, опять возникает вопрос: если нет денег, то откуда берутся купцы? Пока распределение происходит в натуральной форме, купцы не нужны. И не надо здесь вспоминать про то, что рассказывают неоклассики о происхождении денег, что они от потребностей и все такое. Мы с вами знаем, что происхождение денег другое.

Построим гипотезу. До XII века в Европе нет денег и нет особой торговли. С XII века деньги в Европе появляются в большом количестве, начинают функционировать ярмарки, появляются вольные города – причем все эти процессы происходят очень быстро. Про венецианцев мы говорили: Венеция – это колония Византии и купцы там византийские. Но если мы посмотрим на Византию того времени, то мы увидим, что в Галате, в предместье Константинополя, находилась колония генуэзских купцов, которые перехватили значительную часть византийской торговли.

То есть буквально менее чем за сто лет в Европе коренным образом меняется ситуация, что не может произойти путем эволюции, поскольку все меняется слишком быстро. Это тоже загадка.

Давайте посмотрим более широко. Посмотрим на восточных купцов. Кто такой восточный купец? Между восточными и западными купцами есть большая разница, на которую все тоже обращают внимание. В восточном обществе, имперском обществе, – деньги и власть слиты воедино, там если человек терял элитный статус – то терял и деньги. То же относится и к купцам. Если было необходимо, то власть могла забрать у купцов деньги на финансирование интересов империи, потому что это не личные деньги, а деньги, данные в пользование, поскольку купец занимает некоторое сословное место. Иными словами, у человека есть деньги только если он занимает место в иерахии, и эти деньги ему не принадлежат. Он не может их приватизировать.

И вдруг выяснилось, вероятно, в ходе Крестовых походов, что есть территория, где деньги не входят в понятие иерархии, где иерархия строится по владению землей и натуральными ресурсами. Деньги исключены из иерархии. И если свои деньги вывезти на эту территорию – в оффшор – то эти деньги станут личными, там на них никто не посягнет, поскольку там просто не знают по сути, что такое деньги и как с ними работать. Дальше налаживается торговля с Западной Европой. Эта территория, конечно, очень бедная по сравнению с богатым востоком, и здесь много не заработаешь, но зато все что заработал, все твое личное.

То есть Европа послужила оффшорной зоной, в которую ее превратили восточные купцы, и мы даже знаем, какие именно восточные купцы – евреи (по очень простой причине: дело по переводу денег надо иметь с единоверцами, а евреи в Европе были). Эта денежная оффшорность сохранилась, она лежит в основе Европы.

Купцы вывели в Европу деньги, причем на этом заработали и феодалы, которые обеспечивали безопасность торговли. Если феодал владеет городом, то ему выгодно привлекать купцов, которые обеспечивают развитие торговли, и, следовательно, приток денег в город. А самое главное, феодалы поняли, зачем нужны деньги, ведь когда появился рынок, они регулярно и интенсивно начинают друг с другом воевать. Но одно дело воевать только теми силами которые есть, а другое дело – взять кредит, нанять дополнительное войско, и с помощью денег выиграть войну.

Дальше ситуация развивается. Есть купцы, у которых есть деньги, и есть феодалы, которые нуждаются в деньгах. Начинается процесс выкупа городов. Города становились вольными в результате нескольких операций, часто в результате выкупа. Например, один феодал хочет захватить соседнего феодала и захватить город – купцы дают ему денег при условии, что город переходит под их управление. Города часто выкупались, обычно в складчину. И те кто выкупали обычно и составляли потом магистрат города.

Были и другие случаи, которые представляла война папы и императора. Местный феодал мог в этой войне встать не на ту сторону, в смысле на проигравшую. Если при этом граждане города (они в этой ситуации могли встать на правильную сторону, и у них появлялся выбор) могли договориться с правильной стороной о том, что если они эту правильную сторону сторону поддержат (откроют ворота, обеспечат снабжение), то город будет их.

Историки описывают ситуацию: после того как город освободился, начинается гонка вольностей, когда город выторговывает себе дополнительные привилегии у той и у другой стороны за поддержку или нейтралитет в войне. И в попытках перекупить город на свою сторону эти привилегии предоставлялись.

Вот в этой ситуации появились вольные города, чего больше не было нигде. Причем вольные города обычно обладали деньгами, находившимися в руках купцов. То есть вольные города – это денежные центры, вполне самостоятельные. Именно города начали массово вводить наемные армии. Против этого, в частности, выступал Макиавелли, когда говорил, что наемное войско – это самое худшее, что может быть.

Эту историю я потом продолжу, а сейчас закончу важным суждением.

Прагматика и идеализм . Спор между двумя иерархиями имел прагматическое значение, но мог вестись только в идеалистических терминах. Церковная и светская иерархия могли обращаться только к более высокой абстрактной силе, способной его разрешить. Иными словами, спор имел прагматичный характер, но велся он в поле идеологий, в идеальном поле. Это очень важная особенность Европы, которую мы, большинство жителей территориальной империи, не понимаем.

Почему не понимаем? Потому что традиционная территориальная империя держится на прагматике. У нас тоже есть идеальные соображения. Но мы не совсем понимаем, откуда они у нас есть, а самое главное, что когда дело доходит до собственно дела, то выясняется, что по сути этих соображений и нет.

Опять-таки, откуда у нас идеальные соображения? Они появляются оттого, что территориальная империя и ее жители думают, что они живут в национальном государстве или могут жить в национальном государстве, способны его построить. Когда мы встаем на точку зрения Запада, то декларируем идеальные соображения, но когда дело доходит до конкретных действий, то каждый вспоминает про свой дом, свой надел и начинается сплошная прагматика. Вот в этом состоит очень большое непонимание нами Запада.

На Западе же, в свою очередь, сложилась целая традиция: хотя в реальности речь идет о прагматичных вопросах, но обсуждаются и решаются они только в идеальном мире. Когда меняется прагматическая задача, то меняется и идеальное поле. Сами они это понимают.

Когда же наша интеллигенция смотрит из своей территориальной империи на их идеальное поле, то принимает его за истину в последней инстанции, а когда идеал меняется, то сильно удивляется и начинает возмущаться.

Приведу пример для иллюстрации нашего непонимания. Посмотрим на В.В. Путина. Он очень имперский человек и по воспитанию и по духу. Он внимательно смотрит на Запад и говорит: ребята, вы решаете прагматические задачи, и я решаю прагматические задачи, зачем вы постоянно обращаетесь к вашим идеалам, давайте договариваться о прагматике. А они так не могут, они должны апеллировать к идеальному, такая у них особенность.

Но такая особенность дает много полезного: отсюда начинается схоластика, наука и в целом способность к абстрактному мышлению, чего нет в империях. В России же идеализм часто наносной, поскольку Россия – это империя, которая мыслит в терминах, несвойственных империям (то есть интеллигенция так мыслит, чем всех и заразила). Поэтому в России некоторый идеализм есть, но какой-то непонятный, мы не поспеваем за изгибами западного идеализма. На Западе понимают, что решают прагматичные задачи, но способ разрешения находится в идеальном поле, они другого не знают. Проблему необходимо перевести в идеальную плоскость, сформулировать там систему понятий, и на их основе сформулировать прагматику – это подход. Мы такой подход не понимаем. Причем они подходят к этому процессу гибко, они настаивают на идеалах, и в каждый конкретный момент они эти идеалы транслируют. Мы же берем какую-то идеальную систему, воспринимая ее как истину в последней инстанции и тотально транслируем ее вниз по вертикали. А потом удивляемся, когда эта идеальная система меняется.

Наша российская вера в заговоры тоже возникает из противопоставления между прагматизмом и идеализмом. Мы же все понимаем, что маржинализм в 70-е гг. XIX века был придуман исключительно с целью отобрать у России не открытые тогда еще тюменские месторождения нефти. Ну мы-то знаем, что Запад с помощью маржинализма и неоклассической теории разрушил Советский Союз и теперь качает нашу нефть. Мы-то с вами прагматики, мы-то понимаем, что они все это придумали специально, чтобы нас обидеть. «Это все придумал Черчилль в восемнадцатом году». Мы так думаем по той причине, что мы тоже склонны к этому идеализму. При этом наш идеализм – это их идеализм, только вчерашний.

Проиллюстрирую. В 90-е гг. я читал воспоминания кого-то из наших разведчиков о визите Черчилля в Москву – этот разведчик переговоры подслушивал. Он пишет, что по возвращении от Сталина в гостиницу министр иностранных дел Великобритании прямо до крика ругал Черчилля, премьер-министра, за то, что его высказывания по какому-то вопросу не соответствовали принятой политике кабинета по этому вопросу. То есть подчиненный отчитывал командира. Командир при этом оправдывался тем, что он же может эту политику изменить. На что министр отвечал, что вот когда ты ее продумаешь, напишешь документ, сформулируешь новый идеал, тогда мы все ее и будем придерживаться. Но пока ты не изменил старую политику, я буду ее придерживаться, и ты тоже ее придерживайся. Эта история очень меня впечатлила.

В ходе противостояния церковной и светской власти произошло еще несколько важных вещей, которые носили прагматический характер, но были сформулированы в идеальном поле.

  • Во-первых , как я уже говорил, это концепция разделения законодательной и исполнительной властей, разработанная церковью.
  • Во-вторых , вторая идея, которая поддерживала первую – это система права и верховенство закона. Это тоже новая идея, идеалистическая, но разработанная для решения прагматических проблем.
  • В-третьих , была сформулирована собственно идея национального государства. По сути это стало революцией в догматике, потому что собственно христианская религия строилась на универсальности, на том, что есть единый христианский народ, где нет ни эллина ни иудея.

Отсюда вытекала идея универсальной империи, с единым народом и единой церковью. Но когда стало понятно, что создать единую имперскую власть в соответствии с пожеланиями церкви не удается, что как только она выстраивается, возникает страшнейший конфликт между церковью и светской властью, грозящий захватом Рима и свержением папы, пришлось разрабатывать другой сценарий.

Карл Великий оставил наследие в виде Франции, находящейся вне имперского влияния. И тут встал вопрос: с одной стороны, папа должен бы был уговаривать Францию стать частью единой империи, но тогда империя бы еще более усиливалась, а договориться с империей невозможно. С другой стороны, в случае войны с империей папа мог бы прибегнуть к помощи Франции. Но тогда необходимо было объяснить, почему Франция находится вне империи. Для этого надо было изменить догматику. То есть надо было разработать идею о том, что бог создал разные нации. Они хотя и христианские, но многообразие и богатство творения бога состоит в том, что нации все же разные, и у них могут быть разные власти. То есть идея национального государства – это очень сильный переворот в церковной догматике.

Как всякое глобальное решение, оно сильно ударило по самой церкви. Потому что как только стало можно говорить о том, что есть разные нации, тут же возникала идея итальянской нации, что ставило вопрос о месте в ней самого папы. В конце концов ведь все закончилось Ватиканом, маленьким пятачком, но который есть самостоятельное папское государство. То есть идея оказалась о двух концах. Она помогла в борьбе с императором, но в конце концов отразилась и на церкви.

  • В-четвертых , была сформулирована идея народовластия. Схема была очень простая. Если есть разные нации, у которых есть свои светские власти, то народ тоже должен иметь свои права. Ведь народ же христианский, каждый день ходит в церковь, и значит этим народом должна управлять церковь. Светские власти будут править, а народ должен выступать как законодатель.

То есть церковь теперь не непосредственно взаимодействует с императором по схеме церковь – законодательная власть, а император – исполнительная, а короли как лидеры национальных государств выступают как исполнительная власть, а церковь через народ выступает для них как законодательная власть. В этом контексте возникла еще одна идеологема: власть народа – это власть от бога

.

Все эти идеи – прагматичны, они выросли в рамках борьбы между церковной и светской властями, но оформлены они были в виде неких абстрактных принципов. Эти принципы, собственно, и задали направление развития мысли и движения в Западной Европе.

Национальное государство - это государство, образованное этносом (нацией) на базе этнической территории и воплощающее политическую независимость и самостоятельность народа . Теоретической и идеологической основой такого государства стал принцип национальности, под флагом которого экономически и политически окрепшая буржуазия боролась с отжившим феодализмом. Стремление к созданию национального государства в значительной мере объясняется тем, что сохранение социально-экономической (или в конечном счете этнической) целостности нации возможно лишь при условии нахождения ее в рамках одного государства. Образование национального государства более всего удовлетворяет этим требованиям общественного развития и поэтому является тенденцией всякого национального движения.

Национальные государства обычно складывались в условиях, когда формирование наций и образование государства происходило одновременно, в связи с чем политические границы чаще всего совпадали с этническими . Таким образом возникли государства Западной Европы, Латинской Америки. Это было типичным, нормальным для капиталистического периода развития. Так как в странах Западной Европы, где впервые в истории началось формирование наций, этот процесс совпал с возникновением и централизацией государств, сложившихся на территориях с преимущественно этнически однородным населением, сам термин «нация» приобрел здесь политический смысл - принадлежность людей к одному, «национальному», государству. Принцип «одна нация - одно государство» начал пропагандироваться в Европе еще во времена Французской революции . В Европе долгое время существовала точка зрения, что национальное государство является оптимальной моделью организации общества. Национальные государства
сложились здесь в форме монархии, парламентских и президентских республик.

После Первой мировой войны по инициативе президента США Вудро Вильсона принцип «одна нация - одно государство» применяется в Центральной и Восточной Европе . Границы новых стран нарезаются по национальному признаку. Это помогло снять многие прежние противоречия, но породило новые. Фундаментальная трудность успешного применения такого подхода проявляется в том, что даже при попытке объективного определения разграничительных линий между нациями сделать это последовательно невозможно. Почти не существует этнически гомогенных массивов, которые бы не смешивались на значительной части своих пограничных или глубинных территорий и иными национальными границами, которые, оказавшись заключенными в границы иного национального государства, не превращались бы в национальные меньшинства. Так, раздел Османской империи и распад империи Габсбургов в Европе прошли под знаком создания небольших государств, процесс дробления на которые получил название «балканизации», причем с отрицательным смыслом.

Государства Европы и других континентов в тех границах, которые мы знаем, формировались на протяжении нескольких веков. Большинство из них стали мононациональными. В связи с этим сам термин «нация» приобрел политический смысл - принадлежность людей к одному «национальному» государству. В данном случае термин «нация» используется в этатистском значении и относится к государствам, возникшим по принципу «одна нация - одно государство». Следовательно, понятие «нация - государство» справедливо лишь для мононациональных государств.

Национальное государство создает необходимые условия для экономического, социального, культурного прогресса народа, для сохранения национального языка, традиций, обычаев и т. п . Поэтому создание своей государственности является желанной целью каждого этноса. Однако реализовать эту цель все этносы не могут. Для этого необходимы, по меньшей мере, два условия: компактность проживания и немалочисленность.

В связи с этим не раз в научной литературе обсуждался вопрос о том, является ли государственность обязательным, необходимым признаком нации. Большинство исследователей считают, что нет. На практике же при отнесении той или иной этнической общности к нации нередко особое значение придается наличию у нее своего государства. Это в значительной мере объясняется тем, что сохранение социально-экономической (и в конечном счете этнической) целостности нации возможно лишь при условии нахождения ее в рамках одного государства. Однако «свое» государство является далеко не обязательным признаком нации. Истории известно немало примеров наличия в составе одного государства нескольких наций. В состав Австро-Венгерской, Османской, Российской империй входили различные нации, не имеющие своей государственности. Известно также, что польская нация надолго была лишена своей государственности, однако не перестала быть нацией.

В современных условиях понятие «национальное государство» используется в двух значениях . Во-первых, для обозначения государств с абсолютным большинством этнически однородного состава населения. К таким национальным государствам относятся Япония, Италия, ФРГ, Португалия, Дания, Норвегия, Исландия, Греция, Польша, Венгрия, Франция, большинство арабских и латиноамериканских стран, где представители титульной нации составляют 90 и более процентов населения этих государств. Во-вторых, понятие национальное государство употребляется и в отношении тех государств, где кроме титульной нации, проживают значительные группы других этнических образований. Однако исторически на данной территории образовалось государство, носящее наименование самого крупного этноса, расселенного на этой территории. В числе таких государств - Румыния, Швеция, Финляндия, Сирия, Ирак, Чехия, Словакия, Болгария, Македония и др. В связи с ростом межгосударственных миграций и полиэтничности населения число таких национальных государств будет постепенно увеличиваться.

Необходимо отметить, что, хотя в Российской Федерации государствообразующая нация - русские - составляет 82% состава населения, она не относится к категории национальных государств, а является многонациональным государством . Это связано с тем, что на территории России, кроме русских, проживают десятки коренных народов, многие из которых здесь же сформировались в нации и имеют свою национальную государственность, находясь в составе Российской Федерации. Поэтому Россия является этнической территорией многих нерусских народов, составляющих вместе с русскими многонациональный народ.

После Октябрьской революции большинство народов, живущих на территории Российской империи, создали различные формы национально-государственных образований и национальные государства. Причем избранные этносами формы национальной государственности не оставались неизменными: они совершенствовались, развивались. Большинство народов перешло от первоначальной низшей формы к более высокой форме национальной государственности. Например, киргизский этнос за короткий период прошел путь от автономной области к союзной республике в составе СССР.

По Конституции 1977 г. в СССР было 53 национальных государства и национально-государственных образования: 15 союзных республик, 20 автономных республик, 8 автономных областей и 10 автономных округов. В соответствии с Конституцией РФ 1993 г. в составе Российской Федерации находится 21 республика (национальное государство), некоторые из них являются двунациональными, например, Кабардино-Балкария, и даже многонациональными (Дагестан); одна автономная область и 10 автономных округов. Фактически все республики и национально-государственные образования являются полиэтничными. Поэтому республики в составе РФ являются государственностью не только «титульной» нации, а всего полиэтничного народа данной республики, граждан всех национальностей, живущик на их территории.

В этот день:

Дни смерти 1979 Умер - советский археолог, специалист по археологии Молдавии, основные труды посвящены славянскому заселению территории Молдавии. 1996 Умер Яков Иванович Сунчугашев - специалист по истории древнего горнорудного дела и металлообработки, доктор исторических наук, профессор, заслуженный деятель науки Республики Хакасия.
Партнеры
© 2020 Женские секреты. Отношения, красота, дети, мода