В стремлении к идеалу избегайте крайностей. Мера должна быть во всём Во всем должна быть мера
Идеал греческой мудрости - чувство меры во всем. Мера - характеристика совершенства. «Меру во всем соблюдай», - наставляет Гесиод. «Ничего сверх меры, ничего слишком», - учит Солон. «Лучшее - мера» (Клеобул). «Мера должна быть во всем» (Гораций). «Прекрасное есть надлежащая мера во всем» (Демокрит).
Отцы Церкви, воцерковившие греческую культуру, восприняли этот принцип, применяя его и по отношению к духовной жизни. В Священном Писании сказано: «Смотрите, поступайте так, как повелел вам Господь, Бог ваш; не уклоняйтесь ни направо, ни налево» (Втор. 5, 32). Святитель Василий Великий говорит: «Правый сердцем тот, чья мысль не уклоняется ни в излишество, ни в недостаток, но направляется только к середине добродетели». Святитель Димитрий Ростовский пишет: «Царский путь - это умеренные подвиги, умеренная жизнь и чистая совесть».
В истории Церкви мы можем видеть примеры как разного рода крайностей, так и следования «царским путем». Преподобный Симеон Столпник, еще будучи иноком в обители, желая пострадать ради Христа, обвязал однажды свое тело веревкой так, что оно стало гноиться, и черви падали из ран на землю. А позднее положил начало не виданному доселе роду подвижничества - столпничеству. Он построил столп, взошел на него и провел всю свою оставшуюся жизнь наверху в молитве и посте, не имея возможности ни прилечь, ни отдохнуть.
Преподобный Серафим Саровский тысячу дней молился на камне и, будучи избитым до полусмерти разбойниками, не стал обращаться за помощью к врачам, терпя невыносимые муки и предав жизнь свою в полную волю Божию. При этом даже такой величайший подвижник, как преподобный Серафим, увещевал своих учеников: «Не должно предпринимать подвигов сверх меры, а стараться надо, чтобы друг - плоть наша - был бы верен и способен к творению добродетелей. Надобно идти средним путем, не уклоняясь ни вправо, ни влево: духу давать духовное, а телу телесное, потребное для содержания временной жизни».
Возникает вопрос, как примирить это спасительное представление о «золотой середине» с тем призывом Христа, с которым Господь через учеников Своих обратился ко всем нам: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мф. 16, 24). Или со словом Иисуса к богатому юноше: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим» (Мф. 19, 21). С точки зрения обычного человека в данном случае серединным путем было бы просто помогать бедным, не лишаясь своего богатства, но и не привязываясь к нему. А тут Спаситель призывает стать нищим, то есть к крайности. И ведь именно этим путем следовали отцы-пустынники, которые избавлялись от богатства, от любого рода земных благ как от тяжкого бремени, и проводили дни и ночи в посте и молитве, скрытно от людских глаз.
Дело в том, что у каждого человека свой путь к Богу. И в этом смысле справедливы и такие слова: «Кто может вместить, да вместит» (Мф. 19, 12). То есть кто-то благословением Божиим может «вместить» полное отречение от мира, подвиги умерщвления плоти, хранения девства, непрестанной слезной молитвы, тысячу дней стояния на камне или 80 лет на столпе. А для кого-то отказ от мяса в Великий пост - уже подвиг. Потому, во-первых, во всем необходима мера, и, во-вторых, нельзя одной мерой мерить всех. Есть разные призвания и разные подвиги. И на любом пути - свои соблазны и свои крайности. И правило «царского пути» должно быть правилом жизни каждого православного человека, борющегося по мере своих сил со страстями и стремящегося преуспеть в деле спасения.
Как ни странно, однако, подобные благие рассуждения могут стать причиной еще одной крайности. Так, иной раз можно услышать: «Господь не ждет от нас особых подвигов. Хорошо уже, если мы будем исполнять самые простые правила: читать утренние и вечерние молитвы, посещать по выходным храм, причащаться иногда за Божественной литургией. Не стоит переусердствовать, от греха подальше». Такого рода размышления не имеют никакого отношения к спасению души. Это самый обычный греховный путь оправдания своей лености. Здесь и в помине нет царского пути. Потому что Господь ежечасно призывает нас к бесконечному идеалу, к отречению от ветхого человека и распятию своих грехов, что возможно достигнуть только самоотверженным трудом. Однако в стремлении к этому идеалу нужно избегать крайностей.
м ера должна быть во всем, Всему должны быть пределы. Гораций
Имя Горация нередко и по праву упоминается в «связке» с именем Вергилия. Эти два равновеликие таланта олицетворяют важнейшие грани поэзии «золотого века» на ее высшем художественном пике. Вергилий - олицетворяет грань эпическую, Гораций - лирическую. Оба запечатлели свое время. И вместе с тем придали своим исканиям столь совершенную эстетическую форму, наполнили свои стихи столь глубоким общечеловеческим содержанием, что они навсегда остались в истории не только римской, но мировой поэзии, Квинт Гораций Флакк
Представление о Горации как о талантливейшем поэте, но приспособленце, «льстеце», ставшее «общим местом» ряда критических работ, во многом несправедливо. Печальную роль сыграло известное хлесткое выражение Ф. Энгельса, отозвавшегося о Горации как о бывшем республиканце, который бросает лозунг «Против тиранов», а затем капитулирует и «ползает на брюхе перед Августом». Известно, однако, что принцепс был обижен тем, что поэт избегает доверительных с ним отношений. В одном из писем Августа к Горацию мы читаем: «Не боишься ли ты, что твоя дружба со мной не навлекла бы на тебя позор в потомстве?» По словам историка Светония, Август даже навязывал свою дружбу Горацию.
ГОРАЦИЙ И ОДИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ. Оды составляют наиболее весомую часть наследия Горация. Он обратился к ним, уже испытав себя в жанре эподов и сатир. Первая книга од, что существенно, была издана в 23 г. до н.э., т.е. после окончательной победы Октавиана. Сам Гораций называл свои лирические стихотворения «песнями» (carmina); позднее его комментаторы стали называть их одами, имея в виду их вдохновенный, торжественный характер. Оды собраны в четырех книгах: в первой - 38 од, во второй - 20, в третьей - 30, в четвертой - 15. В некоторых одах Гораций продолжает традиции Пиндара. Но более близка ему ранняя греческая лирика таких поэтов, как Архилох, Алкей, Сапфо, Анакреонт. В частности, он использует характерные для них стихотворные размеры.
В упоминавшемся послании «К Меценату» (19-е послание 1-й книги) он называет своих предшественников:
Первый паросские ямбы
Лазию я показал; Архилоха размер лишь и страстность
Брал я, не темы его, не слова, что травили Ликамба.
Упоминает Гораций и «властную музу Сапфо», и соблюдавшего размер Архилоха Алкея.
Музу его, что забыта у нас, я из лириков римских Первый прославил: несу неизвестное всем и горжусь я - Держат, читают меня благородные руки и очи.
В знаменитой оде «Памятник» (о которой пойдет речь позднее) он так определяет свою заслугу:
Первым я перевел песни Эолии на италийский лад.
Гораций не только взял на вооружение формы и размеры греческих лириков. Он наполнил их новым содержанием. Придал своим стихам классическую законченность.
ПРОСЛАВЛЕНИЕ (ОКТАВИАНА АВГУСТА. Оды Горация - художественное воплощение его политической философии. Со вниманием следит поэт за острой борьбой за власть в Риме после убийства Цезаря. Государство видится кораблем, захваченным бурей (эта метафора впервые была использована еще Алкеем).
О корабль, вот опять в море несет тебя Бурный вал. Удержись! В гавани якорь свой Брось!
Снасти страшно трещат - скрепы все сорваны, И едва уже днище Может выдержать грозную
Силу волн?
В дальнейшем тема корабля-государства, еще шире - общества, пройдет через мировую поэзию: здесь и Лонгфелло («Постройка корабля»), и Уитмен («О капитан, мой капитан»), и Артур Рембо («Пьяный корабль»).
ПОЛИТИЧЕСКИЕ МОТИВЫ ОД. Оды Горация - своеобразное зеркало политических событий в Риме. Последние нередко предстают опосредованно, в форме мифологических образов. В 15-й оде 1 -й книги бегство Париса и Елены в Трою сопоставляется с судьбой Антония и Клеопатры, врагов Октавиана, которых ждет недобрая судьба. Победа Октавиана при Акции для Горация - результат воли богов. Во 2-й оде 1-й книги поэт рисует грозные события: разлив Тибра, последовавший за убийством Цезаря. Поэт молит Юпитера, Аполлона, Венеру пощадить Рим, главная надежда поэта - сын «благодатной Майи» - Меркурий. А его земное воплощение - Август. Поэт просит Меркурия, т.е. Августа, зваться «отцом», стать «гражданином первым». И действительно, спустя четыре года, после победы при Акции, принцепс получил титул Августа («божественного»), что фактически приобщало его к сонму богов.
Гораций обращается к Клио, музе истории, дающей своим любимцам славу в веках. С подлинно «пиндарическим» воодушевлением славит Горации Отца, т.е. Юпитера, стража людского рода. Ему Рок «поручил охрану Цезаря», т.е. Августакоторый правит в качестве второго лица после самого верховного бога. Августу, достойному продолжателю великого рода Юлиев, суждено ведать делами земными. Превознося Августа, Гораций придавал его власти сакраментальную, божественную окраску.
ОВИДИЙ
В истории римской поэзии эпический жанр представлен двумя «вершинными» произведениями: это «Энеида» Вергилия и «Метаморфозы». Книга Овидия, его наиболее масштабное произведение, отлична по характеру от шедевра Вергилия. Вместе с тем опыт автора «Энеиды» Овидий, конечно же, учитывал. Общее у них - это эпический размах. Но Овидий был далек от того, чтобы сочинить национальную героическую поэму по примеру Вергилия; она не отвечала его творческой индивидуальности. Подвиги на поле брани не были его стихией. Но то, что он написал, было не менее весомо.
После выхода трех книг, насыщенных любовной тематикой, Овидий, вступивший в новый этап творчества, придает ему новое направление. «Метаморфозы» - это обширное произведение, написанное дактилическим гекзаметром, объемом около 12 тысяч стихов, составляющих 15 книг. «Метаморфозы», буквальный смысл: превращения. Перед нами примерно 250 мифов, увлекательных и многокрасочных, о различных превращениях людей, мифологических героев, зверей в растения, камни, звез-ДЬ1, в различные предметы. Работе над этим сочинением Овидий отдал почти семь лет и успел завершить труд как раз в канун злосчастной ссылки. ОБЩИЙ ХАРАКТЕР ПОЭМЫ. Овидий подарил соотечествен никам, да и последующим поколениям поэтический свод множества мифологических сюжетов. В этой поэме, новаторской по замыслу и структуре, - синтез достижений римской поэзии. Здесь тонкое описание человеческих чувств, одухотворенные картины природы, символика и верования; наглядные живые детали и подробности. Главное же - духовная жизнь древнего мира. Это была поэма, не похожая ни на «Илиаду» Гомера, ни на «Энеиду» Вергилия, ни на «О природе вещей» Лукреция. Произведение в жанровом отношении не имеет аналогов в античной поэзии.
ИСТОЧНИКИ. Работая над своей поэмой, погружаясь в библиотечные фолианты, консультируясь с учеными филологами, поэт овладел целым сводом знаний по мифологии. Особенно полезны оказались для него сочинения греческих авторов, по большей части эллинистической эпохи, предлагавших обработки легендарно-мифологических сюжетов. Мотив превращений любили художественно осваивать поэты эпохи эллинизма: Эратосфен писал о превращении людей в звезды; Бойс - в птиц; присутствовал подобный мотив у Каллимаха в его главном сочинении «Причины», сборнике стихотворений элегического настроения. В дальнейшем многие использованные Овидием тексты были утрачены; лишь благодаря ему мифы и дошли до нас. Однако не только сведения, добытые из книг, питали поэта.
Еще в юности, во время странствий по Греции, Малой Азии и Сицилии, Овидий побывал в тех местах, где, как считалось, развертывались события и эпизоды, запечатленные в мифах и легендах. Так, в Фессалии он видел реки, на берегах которых резвилась прекрасная нимфа, обращенная в лавр; в Сицилии - пещеру, войдя в которую Плутон унес Прозерпину в подземное царство; около Сиракуз - источник Аретузы, нимфы, любви которой домогался влюбленный в нее Алфей.
Добавим к этому, что отдельные легендарно-мифологические эпизоды и образы были увековечены в скульптурных изваяниях, в мозаике, вазовой живописи, в элементах архитектуры, даже в украшениях, ставших частью быта. Римские матроны, например, считали, что янтарные бусины из их ожерелий - это кап- ли окаменевшего сока. Они вытекли из тополя, и являли собой слезы сестер Фаэтона, которые были превращены в тополя. Другая деталь украшений - кораллы. Существовало мнение, что это - побеги подводных растений, отвердевающих, если их извлечь из воды. Произошло же это потому, что когда-то герой Тезей положил на них голову страшной Медузы, взгляда которой было достаточно, чтобы предмет, на который она взглянула, окаменел.
Мифы, составившие прославленную книгу Овидия, - плод фантазии людей в далекой древности. Для эллинов эпохи Гомера многое в мифах было живым, реальным предметом веры. Для современников Овидия, живших в иное историческое время, это были во многом лишь красивые сказки. Вряд ли они верили в подобные превращения. Значит ли это, что Овидий написал сочинение, имеющее лишь историческую ценность?
Думается, что это не так. Подлинная энциклопедия мифов, им накопленная, - это не только сокровищница сюжетов. В пестрых, красочных сюжетах заключался общечеловеческий смысл. За легендой и сказкой просвечивала правда человеческих индивидуальностей и отношений. В них было все: любовь и ревность, коварство и великодушие, трогательная дружба и супружеская привязанность, материнская нежность и властолюбие и многое другое.
ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ОБРАБОТКА МИФОВ. Чтобы все это донести дочитателя, необходим был гибкий, сильный поэтический дар Овидия. Многие сюжеты были хорошо знакомы его современникам, находились «на слуху». Овидий не просто стремился их воспроизвести. Он их эстетически преображал, придавал им наглядность, красочность и достоверность.
С этой целью он проводил необходимый отбор материала, отсекал все лишнее. Крайне важна была для него акцентировка Деталей, подробностей наиболее значимых, которые он мог и расширить и углубить. Это придавало его легендарно-сказочному миру осязаемость и конкретность. Он мог также трансформировать отдельные сюжетные линии мифа, чтобы добиться большей впечатляющей силы.
Так, художественно освоен им миф о Пигмалионе, один изсамых поэтичных. Древняя легенда гласила, что царь Кипра Пигмалион был влюблен в сделанную из слоновой кости статую богини Венеры, которую он считал живым существом. У Овидия в легенду внесены коррективы. Царь Пигмалион превращен в скульптора. Он сам сотворил дивную статую, причем не богини, а смертной женщины. Наконец, поэт заставляет статую ожить от любви ее создателя.
У Овидия миф обретает философское наполнение. Тема этой прелестной миниатюры - природа художественного творчества, глубоко близкая Овидию. Сказочный сюжет убеждает: только те творения искусства совершенны и жизненны, созданию которых художник отдал вдохновение, жар души. Скульптор Пигмалион был оскорблен пороками женщин, которых за их непристойное поведение Венера обратила в камень. Пигмалион жил «холостой, одинокий» и ложе его «лишено было долго подруги». Вот как описывает Овидий его творческий процесс:
А между тем, белоснежную он с неизменным искусством
Резал слоновую кость. И создал он образ - подобной
Женщины свет не видал, - и свое полюбил он созданье!
Девушки было лицо у нее; совсем как живая,
Будто бы с места сойти она хочет, да только страшится.
Вот до чего было скрыто самим же искусством искусство!
Диву дивится творец и пылает к подобию тела.
Часто протягивал он к изваянию руки, пытая,
Тело ли это иль кость? Нет, это не кость! - признается.
Деву целует и мнит, что взаимно.
Влюбленный в свое создание, скульптор приносит богам жертвы, молит их дать ему жену, которая была бы похожа на ту, что из кости. Богиня Венера слышит его мольбы. Мрамор смягчается. «Тело пред ним - под перстом нажимающим жилы трепещут». Статуя оживает.
Уста прижимает
Он наконец к неподдельным устам - и чует лобзанья Дева: краснеет она и, подняв свои робкие очи Светлые к свету, зараз небеса и любимого видит. Гостьей богиня сидит на устроенной ею же свадьбеВ поэтической версии проявилось мастерство Овидия. Не случайно этот миф, именно благодаря Овидию, многократно становился источником художественного воплощения едва ли не во всех видах искусств: здесь и знаменитая комедия Б. Шоу «Пигмалион», и популярный мюзикл Ф. Лоу «Моя прекрасная леди», и кантата И. Баха, и оперы Рамо и Керубино, и оперетта Зуппе «Прекрасная Галатея», и многие другие.
КОМПОЗИЦИЯ. Кажется, что в овидиевых «Метаморфозах» нет четкого плана: один миф «перетекает» в другой. Однако это не так: обширный материал, собранный и обработанный поэтом, подчинен внутренней логике и общей философской концепции, а также целесообразно выстроен.
В заключительной пятнадцатой книге излагаются взгляды Пифагора (VI в. до н.э.), знаменитого греческого философа, основателя собственной философской школы, своеобразного братства учеников, т.н. пифагорейцев. (Ученый был также математиком, и школьники знакомятся с основами геометрии, осваивая теорему Пифагора.) Овидий, возможно, не без влияния Лукреция, следующим образом художественно формулирует для читателя закон вечного изменения.
Обновляя
Вещи, одни из других возрождает обличья природы.
Не погибает ничто - поверьте! - в великой вселенной.
Разнообразится все, обновляет свой вид; народиться -
Значит начать быть иным, чем в жизни былой; умереть же -
Быть, чем был, перестать; ибо все переносится в мире
Вечно туда и сюда: но сумма всего - постоянна.
Материал в «Метаморфозах» сгруппирован в исторической последовательности. И об этом «зачин» в первой песне поэмы:
Боги - ведь вы превращения эти вершили, -
Дайте ж замыслу ход и мою от начала вселенной
До наступивших времен непрерывную песнь доведите.
ОСНОВНЫЕ МИФЫ. Превращения начались уже в древнейшее время. Мир пребывал в состоянии бесформенного хаоса, ко-.торый стал обретать постепенно более гармоничные и упорядоченные очертания. Далее следуют четыре традиционных века, как полагали древние: золотой, серебряный, медный и железный, за которыми следовал потоп. От древности Овидий переходит к современности, к Юлию Цезарю, превратившемуся в комету. Но исторический принцип не выдерживается до конца. В дальнейшем мифы располагаются с точки зрения своего происхождения и тематики. В книгах III и IV излагаются старинные мифы фиванского цикла, связанные с такими известными фигурами, как Кадм, Гармония, Тиресий. В эти книги включены и две широко популярные новеллы о Нарциссе и Эхо, о Пираме и Тисбе.
НАРЦИСС. Редкой красоты юноша, сын речного бога Кефисса, Нарцисс отверг любовь нимфы Эхо, за что был наказан богами. Они побудили его влюбиться в собственное отражение в воде студеного ручья.
Жажду хотел утолить, но новая жажда возникла: Воду он пьет, а меж тем - захвачен лица красотою, Любит без плоти мечту и призрак за плоть принимает. Сам он собой поражен, над водою застыл неподвижен. Юным похожий лицом на изваянный мрамор паросский.
Терзаемый неразделенной страстью, герой мифа умирает и превращается в нарцисс, в «шафранный цветок с белоснежными вокруг лепестками». Этот персонаж дал название психологическому явлению, т.н. нарциссизму, т.е. самолюбованию. Овидий предложил поэтическую версию одного из самых популярных и поэтичных античных мифов, который послужил источником для пьес Кальдерона и Руссо, опер Скарлатти, Глюка, Масснэ, картин Тинторетто и Пуссена.
ПИРАМ И ТИСБА. Немалый успех выпал и на долю мифа о Пираме и Тисбе. Он был распространен на Востоке, обыгрывал традиционный мотив любви, оказавшейся сильнее смерти. Овидий расцветил его своей фантазией. Влюбленные молодые люди жили в двух домах, примыкавших друг к другу, но брак им запретили отцы. Пирам и Тисба могли разговаривать, видеть друг друга, пользуясь узкою щелью в стене. Бессильные бороться с охватившей их страстью, они решили встретиться на воле, за пределами города, близ гробницы у дерева с плодами белого цвета.
Первой к гробнице приходит Тисба, которую замечает львица, распаленная «свежею кровью бычачьей»; Тисба успевает укрыться в пещере, но при этом теряет покрывало. Его хватает львица, рвет на части своей окровавленной пастью. Когда к месту назначенной встречи приходит Пирам, то замечает покрывало с пятнами крови. Его первая мысль: «Львица растерзала Тисбу». Обливаясь слезами, Пирам винит себя в гибели Тисбы. В отчаянии Пирам пронзает себя кинжалом. Его кровь окрашивает в пурпурный цвет ягоды тутового дерева. Вскоре, выйдя из пещеры, Тисба находит умирающего Пирама. Она решает вслед за ним уйти из жизни:
Погубили тебя, о несчастный, Руки твои и любовь! Одинаково смелой рукою Я обладаю: любовь же моя меня сделает сильной. Я за тобою пойду и, несчастная, буду считаться Смерти Пирама причиной и спутницей.
Тисба бросается на меч Пирама и умирает. Плоды же дерева хранят цвет крови двух несчастных, которые «покоятся в урне единой». Этот сюжет был использован Чосером в «Кентербе-рийских рассказах», дан в пародийном ключе в «Сне в летнюю ночь» Шекспира; воплощен в картине Кранаха старшего и опере Глюка.
НИОБА. Мифы в V-VII книгах относятся ко времени знаменитого похода аргонавтов в Колхиду за золотым руном. Это мифы о Ясоне, Медее, персонажах, памятных по трагедии Ев-рипида «Медея». Здесь мы встречаем знаменитую новеллу о Ниобе, дочери Тантала, жене царя Фив Амфиона. Поначалу судьба была к ней благосклонна: она принадлежала к древнему Роду, ее муж был могущественным властителем, но всего более Ниоба гордилась своими многочисленными детьми: семью сыновьями и семью дочерьми. В своем материнском тщеславии °на позволила себе насмеяться над самой богиней Латоной.
Ниоба посчитала себя выше ее и знатнее, поскольку Латона родила только двух детей, Аполлона и Артемиду. Задетая за живое, Латона жалуется своим могущественным детям на Ниобу, которые решают ее жестоко покарать. Одного за другим поражают они стрелами всех сыновей Ниобы; Овидий подробно описывает гибель каждого из них. Убивает себя в отчаянии- ее муж Амфимон.
Безмерно горе Ниобы, потерявшей и детей и супруга: О, как Ниоба теперь отличалась от прежней Ниобы, Что от Латониных жертв недавно народ отвращала Или по городу шла, по улице главной, надменна. Всем на зависть своим! - А теперь ее враг пожалел бы. К хладным припала телам; без порядка она расточала Всем семерым сыновьям в последний раз поцелуи.
Затем одна за другой умирают и все семь сестер. В ужасе Ниоба цепенеет, Зевс превращает ее в скалу.
Ниоба остается художественным символом как надменности, так и неизбывного страдания. История гибели ее детей, Ниобидов, сделалась популярной в искусстве. В VI в. н.э. в Риме были обнаружены четырнадцать фигур, изображающих группу Ниобид. Высказывается предположение, что это копия композиции, созданной греческим скульптором Скопасом.
ДЕДАЛ И ИКАР. В книгах VIII-IX - мифы, относящиеся ко времени Геракла. Среди них - прославленный миф о Дедале и Икаре. Во время полета с острова Крит со своим отцом, мифическим скульптором Дедалом, юноша Икар пренебрег родительским предостережением и, поднявшись высоко вверх, приблизился к солнцу, после чего воск, скреплявший перья искусственных крыльев, растаял, и Икар упал в море. В этом сюжете, также получившем многообразный отзвук в искусстве, отразилась в наивно-трогательной форме вековая мечта человечества о покорении воздушного пространства.
ФИЛЕМОН И БАВКИДА. Исполнен жизненной правды миф о Филемоне и Бавкиде, благочестивой супружеской паре стариков. Когда в ту болотистую местность, где жили герои мифа, - -спустились инкогнито Юпитер и Меркурий (по греческой версии Зевс и Гермес), их соседи не оказали им достойного гостеприимства. Только Филемон и Бавкида, несмотря на крайнюю бедность, щедро поделилась с пришельцами своими скромными запасами. «Открывшись», растроганные боги решили покарать соседей, но вознаградить стариков. Поля соседей подверглись затоплению, на месте же дома четы стариков вознесся храм, жрецами которого они стали. Отозвались боги и на их нижайшую просьбу: позволить им уйти из жизни одновременно. Так и происходит, после чего они превращаются в два дерева, «от единого корня возросших». Пафос этой истории выражен в словах: «Праведных боги хранят: почитающий - сам почитаем».
Филемон и Бавкида остались в памяти: они - воплощение супружеской любви, пронесенной до старости, до последнего дыхания. Гёте увековечил эту мифологическую супружескую пару в финальных сценах второй части «Фауста». У Гёте Филемон и Бавкида символизируют как любовь, так и патриархальность: их скромная хижина гибнет в процессе осушения болота. Старинный быт разрушается в ходе неумолимого экономического прогресса. Образы Филемона и Бавкиды оживают в операх Гайдна и Гуно, в живописи Рубенса и Рембрандта.
ДРУГИЕ МИФЫ. Среди мифов X книги - мифы об Орфее и Эвридике,о Гиацинте;в XIкниге - мифы о золоте Мидаса,о Пелее и Фетиде,родителях Ахиллеса. В XII-XIIIкнигах собраны мифы, связанные с троянской войной, с историей Ифигении в Авлиде(известной по трагедиям Эсхила и Еври-пида), с гибелью Ахиллеса, с судьбой жены Приама Гекубы.Воспроизвел Овидий и историю любви циклопа Полифемаи нимфы Галатеи,поэтически воплощенной в XIидиллии Феокрита.
БОГАТСТВО ХУДОЖЕСТВЕННОГО МИРА ПОЭМЫ. Заключительные книги «Метаморфоз» (XIII- XV) переносят читателя уже в мифологическую историю Рима. Вслед за Вергилием Овидий поэтизирует возникновение Рима от троянцев, приплывших в Италию во главе с Энеем. Возвеличивается и легендарный римский царь Нума Помпилий, который усваивает уроки мудрости, преподанные Пифагором. Нуме приписывается реализация многих благотворных государственных деяний, законов и решений. Завершается эта тематическая линия историей Юлия Цезаря. Его гибель стала началом его бессмертия.
Благая Венера
В римский явилась сенат и, незрима никем, похищает Цезаря душу. Не дав ей в воздушном распасться пространстве, В небо уносит. И там помещает средь вечных созвездий. И, уносясь, она чует: душа превращается в бога...
В «Метаморфозах», может быть «главной книге» Овидия, его художественная палитра обогатилась, засверкала новыми красками. В первых книгах его талант реализовался в изображении переживаний, связанных с разными гранями любви. В поэме встречаются сцены и эпизоды, отражающие трагические, мрачные аспекты бытия. Царь Эгины, например, рассказывает Ке-фалу о безжалостной эпидемии чумы, обрушившейся на его страну:
Ведомо, что и в ключи и в озера проникла зараза,
А по пустынным полям и не вспаханным вовсе блуждали
Многие тысячи змей, ядовитыми делали реки,
В смерти собак, и овец, и быков, и зверей, и пернатых
Явственна стала впервой недуга нежданного сила.
Изображал он и людей, согбенных нуждой, нищетой; таково описание богини Голода, поражающее непривычными для Овидия натуралистическими деталями:
Ногтем и зубом трудясь, рвала она скудные травы, Волос взъерошен, глаза провалились, лицо без кровинки, Белы от жажды уста, изъедены порчею зубы, Кожа тверда, под ней разглядеть всю внутренность можно.
Овидий без ложной скромности отдавал себе отчет относительно масштаба своих творческих усилий. Финальный аккорд «Метаморфоз» перекликается с «Памятником» ГорацияВот завершился мой труд, и его ни Юпитера злоба Не уничтожит, ни меч, ни огонь, ни алчная страсть.
Он верит в собственную «метаморфозу». В то, что истинный поэт продолжает жить в своих творениях.
Во всем нужна мера! Права ребенка, что это значит? Должны ли у него быть какие-либо права? Мне кажется, что мы, родители, часто ошибаемся. Вроде бы у ребенка есть право на учебу, на личное пространство, на свободу действий. Но, почему же, родители вспоминают о правах ребенка только тогда, когда надо дать письменное разрешение учителю на то, чтобы наш ребенок мыл полы в классе или убирал листья на пришкольной территории? Почему же родители не вспоминают о правах, когда заставляют своего ребенка идти на изучение дополнительных иностранных языков, на две или три спортивных секции или кружка, на занятия по музыке. Почему родителям кажется, что их ребенок самый талантливый, самый умный, что можно решить все за него самого? Когда же мы сможем приучить наших детей к самостоятельности? Невозможно объяснить, почему дежурство в классе с мытьем парт стало запретным для ребенка, что это нарушает права маленького человека. Что же творится с нашими детьми? Каких трутней мы вырастим с такой постановкой вопроса? Да, я считаю, что у ребенка должно быть право выбора, чем ему больше хочется заниматься. Но все должно быть хорошо и в меру. А что получается у нас? В школах с ними работают социальные педагоги, психологи и т. д.
Приведу пример. Девочка-третьеклассница, хорошие любящие родители, но деточка очень не хочет учиться, поэтому до школы не доходит, если ее не приводят за руку. Посещая неоднократно социального педагога, девочке взбрело в голову, что родители плохо с ней обращаются, бьют, ругают. Соцпедагог дала ребенку телефон доверия, сказав, что у деточки есть право туда обращаться в любое время. Она тут же позвонила, сообщив о плохих родителях. По телефону сразу же провели воспитательную беседу с родителями. Но этим дело не ограничилось. Девочка узнала от соцпедагога, что, если родители будут с ней плохо обращаться, то её отдадут в интернат. Деточка снова позвонила по телефону доверия, заявив на собственных родителей, что с ней плохо обращаются. Теперь этот ребёнок в интернате, радуется жизни, творит, что захочет и также прогуливает уроки. Свобода! Родители в шоке, потому что и подумать не могли, что дите в третьем классе окажется таким… Не знают, что им теперь и делать, как отмыться от позорного пятна. Вот и подумайте, надо ли было ребенку давать столько прав? А ведь такие вещи происходят на каждом шагу. В наше время надо уже думать об ограничении этих самых прав и свобод. Человек - это звучит гордо! Но во всем нужна мера, надо воспитывать в наших детях чувство ответственности, надо четко разделять эти самые права и обязанности. В конце концов, надо чаще обращаться к произведению С. Маршака "Что такое хорошо и что такое плохо?" Надо поменьше идти на поводу у наших детей, надо заниматься их воспитанием, а не сваливать эту работу на детсад и школу. Советская система образования была самая лучшая в мире, не надо забывать об этом. Может быть, и воспитывала эта система так называемое "стадное чувство", но завидовал этому воспитанию подрастающего поколения и до сих пор завидует весь мир! И, по-моему, хватало всем детям и прав, и свободы. Были бесплатные секции и кружки, беспризорников почти не было, дети не оставались сиротами при живых родителях, спокойно гуляли на улицах наших городов!
Надо брать от старой системы все хорошее, пока еще живы те люди, у которых многому можно научиться! во
О сочувствии и заботе. Правильно советуют, но позвольте дополнить: прося, знайте меру и будьте готовы иногда слышать такое же прямое «нет». Сейчас расскажу почему.
Моя бабушка с юных лет усвоила, что все вокруг толстокожие чурбаны, и всегда прямо говорила, что её не устраивает и что окружающие должны делать, чтобы облегчить ей жизнь. Довольно быстро эта хрупкая, нежная и трепетная женщина стала домашним тираном.
Когда моя мама была подростком, бабушка крала её дневники (не школьные, а личные, содержащие все девичьи тайны и спрятанные под подушку или в шкаф), а потом устраивала показательные скандалы на тему «да как ты можешь так думать, я теперь не могу уснуть, раз ты обиделась из-за такой мелочи». Мы все были подростками и знаем, как могут ранить «мелочи», но бабушка, видимо, вылупилась сразу старой брюзгой и впадала в истерику, встретив со стороны дочери малейшее непонимание.
Когда я была подростком, я знала, что домой нужно вернуться строго после школы. Не потому, что меня могут ограбить и изнасиловать в тёмной подворотне, а потому, что бабушка будет волноваться, а когда (не если, а когда!) на меня всё-таки нападут, её бедное сердце может не выдержать. Всё это говорилось много раз с дрожащими губами и пузырьком успокоительного в руках.
Когда я выбиралась на встречи с друзьями, бабушка требовала оставить адрес и телефон места, куда я иду. Эта нормальная, в сущности, просьба (мобильников-то не было) обставлялась как в театре. Подробно объяснялось, как она будет волноваться, как трудно ей не знать, где мы и с кем, как тяжело ей, такой заботливой, жить среди нас, бессердечных тварей. Конечно, в разгар веселья она звонила узнать, как там «её девочка», и если в 11 лет «девочка» с этим мирилась, то в 14 я просто перестала говорить, куда иду. Всё равно будут слёзы и мольбы «быть чутче», так какая разница?
В 14 лет я рассталась с единственной подругой, она меня очень обидела, было невыносимо тяжело. Скрыть это было невозможно, бабушка пришла с вопросами, я не выдержала и разревелась ей в подол. Вы в жизни не угадаете, как она меня «утешила». Стала рассказывать, что люди вокруг такие бессердечные, не то что она, она бы так никогда не поступила, ей больно даже смотреть на мои страдания… Через минуту она разревелась сама, пошла за каплями, и утешать пришлось уже ей. Сорок минут она, сморкаясь в платок, говорила о своих чувствах. Но причём тут я? Мне она не дала не то что выговориться, вообще проговорить дольше минуты. Поступок подруги давно забылся, дружбу мы восстановили, а бабушку, перебившую меня на полуслове, помню до сих пор.
Прошло 20 лет. На бабушкины просьбы и жалобы уже никто не реагирует. Попытки поговорить и объяснить, что если все вокруг бабушки живут «неправильно», то дело, скорее всего, в самой бабушке, заканчивались слезами и запахом валокордина.
Мы задолбались. Мы живём с постоянной оглядкой. Придумываем легенды о сданных экзаменах, верных друзьях, лёгких родах, здоровых детях. Не жалуемся, не откровенничаем, «держим лицо». Договариваемся, кто что и о чём врал, чтобы не подставить друг друга.
Каждые пять лет она подозревает у себя страшную болезнь. Каждый месяц она звонит и спрашивает, точно ли у нас не случилось ничего плохого, и просит ничего от неё не скрывать, а то она волнуется. Раз в три месяца она устраивает деду скандал с трёхдневным бойкотом за то, что он вышел за хлебом и не взял с собой телефон, а она за 15 минут чуть не сошла с ума, представляя, как под дверью его хватил инфаркт, но все думают, что он пьян, и обходят стороной. Тут бы похвалить бабушку за предусмотрительность, но… не хвалим. Деду искренне сочувствуем.
Недавно ей понадобилось пройти очень специфическое медицинское обследование в связи с подозрением на онкологию. Самое время волноваться, не спать ночами, держать бабушку за руку и всячески поддерживать. Накануне обследования мы собрались всей семьёй. И, знаете, сочувствия и жалости не ощущал никто. Бабушка сидела в комнате одна и пила валокордин, а мы спокойно обсуждали варианты дальнейших действий: кто будет ухаживать, на чьи деньги будем лечить, если диагноз подтвердится. Нам было грустно, мы надеялись, что всё обойдётся, и с облегчением выдохнули, когда диагноз не подтвердился, но волнения, переживаний не было вообще. Как будто мы обсуждали ремонт автомобиля. Ужасно писать об этом, но мы настолько задолбались годами слышать бесконечное «мне плохо, я волнуюсь, побудьте со мной, пожалейте меня», что в этой первой по-настоящему серьёзной ситуации у нас просто не хватило сил сопереживать и поддерживать. Они были исчерпаны много лет назад.
Иногда, если человеку кажется, что ему годами не дают столько внимания и заботы, сколько ему нужно, дело может быть не в слепоте окружающих, а в неуёмном аппетите. Редко, но бывает. Мораль такая: учитесь не только говорить о своих проблемах, но и слышать того, кто говорит о своих проблемах вам.
